только почту разберу.

Иола Игнатьевна с детьми ушла, а Федор Иванович, отложив письма, стал разыскивать интересное для него. Много разговоров клубилось вокруг Русских сезонов Дягилева, особенно вокруг поставленного в Париже балета «Шехерезада». С обвинениями в самоуправстве Дягилева выступила в газете «Речь» Надежда Николаевна Римская-Корсакова. По ее мнению, Дягилев искалечил «Шехерезаду», урезал, соединил две части в одну, выпустил и переместил большие куски, что нарушало волю композитора. Как наследница всех авторских прав Николая Андреевича, она обвинила Дягилева в безнравственности, выразив тем самым неуважение к памяти композитора. И пообещала протестовать каждый раз против подобных самовольных и антихудожественных поступков господина Дягилева. Тут же Шаляпин обнаружил и сентябрьский номер «Речи», в котором Дягилев отвечает Надежде Николаевне. Как всегда, он спокоен и обстоятелен, без всякого раздражения, которое возникло бы у всякого, прочитавшего такие резкие обвинения в свой адрес, Сергей Павлович писал, что такой художественный суд его не испугал… И вообще, можно ли поднимать руку на людей, которые впервые поставили в Париже «Бориса Годунова», «Псковитянку», фрагменты таких русских опер, как «Руслан и Людмила», «Князь Игорь», «Хованщина», и нескольких балетов, так ошеломивших парижан… А если уж разбираться в авторских правах, то прежде всего нужно упрекнуть самого

Римского-Корсакова, совершившего редчайший во всемирной литературе факт, издав сочинения своего друга Мусоргского, искалечив и урезав многие страницы гениальных творений, более того, вставив целые страницы собственного сочинения. Всю прошлую зиму Дягилев просидел, по его собственным словам, в Публичной библиотеке над автографной рукописью «Хованщины» и сравнил с изданной Римским- Корсаковым, увидел, что в изданной «Хованщине» не осталось почти ни одной страницы без прямого вмешательства редактора, его поправки многочисленны и существенны. А между тем вся музыкальная общественность, узнав об этом, требует, чтоб ей дали, наконец, настоящего Мусоргского, не подправленного профессором Римским-Корсаковым. И речь идет не об инструментовке опер, а о переделках и поправках Римского-Корсакова, учиненных над сочинениями гениальнейшего из русских композиторов…

Федор Иванович давно знал о той полемике, которая велась вокруг этого вопроса, имел ли право Римский-Корсаков вмешиваться в художественную ткань опер Мусоргского, дабы придать им стройность и благозвучие, или все оставить так, как написано Мусоргским. По правде говоря, он сжился с тем текстом, который пел и играл больше десяти лет, переучивать ему бы не хотелось, но все же воля автора священна.

Перелистывая газеты, Шаляпин наткнулся глазами еще на одну полемику, развернувшуюся между все тем же Дягилевым и на этот раз Теляковским, издавна не терпевшими друг друга и не пропускавшими случая, чтобы не уколоть «противника». На этот раз под ружейный огонь Дягилева попала балерина Анна Павлова, очаровавшая Париж, Лондон и другие европейские столицы своими выступлениями, но отказавшаяся выступать в Русских сезонах 1910 года, проявив самостоятельность и независимость. К тому же свое неучастие в спектаклях Русского сезона она объясняла тем, что ее не отпустили лондонские антрепренеры, по контракту с которыми выступала. В другом интервью Анна Павлова заявила, что хотела «наказать» Дягилева за его неуважительное отношение к балетным артистам… Словом, изменила тому, кто столько сил в прошлом году отдал для ее рекламы, для того, чтобы ее выступления были успешными. Ведь не зря же Дягилев заказал Серову сделать афишу Русского сезона в Париже с ее изображением в прошлом году. Реклама да и она сама – это чудо, прозванное «русской Тальони», вот и пошли приглашения со всех сторон Старого и Нового Света… Реклама – залог успеха, и Дягилев – несравненный мастер в этом виде искусств. Но вряд ли прав Дягилев, упрекая Анну Павлову за то, что она танцует в театре-варьете, за то, что она танцует в низкопробных увеселительных заведениях, тем самым роняя высокое звание артистки императорских театров России: «Наши императорские театры занимаются всем, чем угодно, но только не престижем и не достоинством своих артистов»… Не обошлось и без упоминания Теляковского, который якобы одобрил тот скользкий путь, на который вступила известная балерина, и отпустил вместе с ней «целый ряд нужных для нее артистов за месяц до окончания прошлого сезона…». А рядом с балеринами императорских театров «танцует труппа ученых собак, которых наши же артисты, прикрывая шуткой неловкость, прозвали «товарищами по искусству». Об этом Павлова молчит, а директор императорских театров не интересуется».

«Да, интересная полемика, любой повод использует дорогой наш Сергей Павлович, чтобы уколоть Владимира Аркадьевича… Но ведь и меня упрекают за то, что я пою в театре «Казино», который создан для увеселения играющих в рулетку в Монте-Карло. А ведь в театре «Казино» играют и поют все выдающиеся певцы нашего времени – Карузо, Титта Руффо, Дмитрий Смирнов… Стоило прославиться у нас Василию Петрову, как тут же Рауль Гинсбург пригласил его в Монте-Карло… Так что честь и хвала тем, кто приглашает Анну Павлову в театр-варьете, а Шаляпина и Дмитрия Смирнова в театр «Казино», но мы разве от этого хуже поем и танцуем… Вот ведь что главное-то…» – раздумывал Шаляпин, перевертывая страницы отобранных Иолой газет. Прав, конечно, Дягилев, призывая всех беречь старину и не вывозить за границу бережно охранявшееся нашими дедами, беречь традиции русского искусства и репутацию русского артиста… Кто же против этого будет спорить, но обвинять всех в том, что в России остались только, с одной стороны, торгаши, а с другой – чиновники, готовые продать все наше искусство «в кабачок за полушечку», – это Дягилев впадает в крайность чем-то обиженного человека. Скорее всего тем, что он не был удовлетворен своими заграничными выступлениями. Ему хотелось, как и несколько лет тому назад, возглавить императорские театры в России. И эта полемика с Теляковским – еще один поход Дягилева за директорством… В уме ему не откажешь, в язвительности тоже… Как он ловко поддел Теляковского за то, что в императорских театрах, особенно в оперных, мало ставится новых спектаклей. Сколько раз он, Шаляпин, упрекал Теляковского за то, что он не возобновляет «Бориса Годунова», «Хованщину», новые оперы Римского-Корсакова, Чайковского, Рахманинова, а если возобновляет «Бориса Годунова», то новую постановку доверяет Мейерхольду, который наверняка испортит спектакль, сделает его неузнаваемым… Русским композиторам действительно не уплачены долги, и, конечно, не стоит сравнивать «Гранд-опера» с нашими театрами: дирекция Большой оперы обязана ставить три новые оперы, в которых в общей сложности должно быть не менее одиннадцати актов музыки, тогда-то и выплачиваются правительственные субсидии для поддержания национального искусства… Но утверждать, что Теляковский ничего не сделал для развития нашего театрального дела, так же бессмысленно, как и Теляковскому отказывать Дягилеву в том, что именно его стараниями русское искусство начало свое победное шествие по всему миру… Неужели Дягилев завидует положению Теляковского в светском обществе? Чем же можно объяснить столь несправедливые фразы, вот вроде этой: «Наши же императорские театры вот уже десять лет, как лишены всякой творческой силы. Люди, стоящие во главе их, иногда хотят, но никогда не могут. И вот досадуешь, что приходится быть свидетелем целой эпохи, целого десятилетия, которое будет вычеркнуто из истории русского театрального созидательства, и, главное, не из-за недостатка сил – напротив, их небывалое изобилие, а из-за беспринципности и слабосилия тех людей, которым вверено руководство художественным вкусом и развитием нашего общества. Вот в чем печаль»… Получается, что и его, шаляпинские достижения, о которых говорят повсеместно, будут вычеркнуты, по словам Дягилева, из истории русского театрального созидательства… И не только его, Шаляпина, но и той же Анны Павловой, Фокина, Бенуа, Головина, Кости Коровина, Неждановой, Собинова… И разве новаторские поиски Михаила Фокина в балете могли б столь ярко воплотиться в его спектакли, если б он не понял, что в балете, как и в опере, необходимо слить в единое целое музыку, танцы, декорации и костюмы для того, чтобы воплотить этими средствами полнокровный человеческий образ, а не движущийся по сцене манекен, покоряющий своим техническим мастерством. Наконец-то поняли, что и танцовщик должен не только обслуживать своими поддержками балерину, но и самому играть достойную мужскую роль, своими средствами выражать мысли, чувства, переживания человеческие… Может, все новаторские поиски во всех жанрах и формах искусства начались с Мамонтова, заметившего его, Федора Шаляпина, и направившего его в нужном направлении, а за ним последовали и другие замечательные деятели великого русского искусства.

Шаляпин отложил газеты, встал, накинул халат и пошел гулять по комнатам. Повсюду жизнь била ключом… Слава Богу, все живы и здоровы, все заняты своим делом… Можно готовиться к спектаклю… Сегодня – «Фауст», артисты хорошо ему знакомы, дирижер Ульрих Авранек иной раз не соблюдал темпы, но большой опыт его как бывшего главного хормейстера, знающего свое дело, особых опасений тоже не