зайду, спокойного дежурства пожелаю.
Дани машет на больного обеими руками:
– О нет, только не это! Дурная примета, знаете ли.
– Ну, нет так нет. Меня-то до праздников выпишут?
– Надеюсь. Если все будет хорошо.
– Я думаю, будет. А на работу мне когда выходить?
– Ткацкая гильдия? Вы кем там работаете?
– В лавке товар отпускаю.
– В течение месяца тяжелого не поднимать. Вам сделают выписку для гильдейского лекаря.
– Благодарствуйте!
– А товар-то какой?
– Так ситец же. Чесуча. Полотно. Вам, может, надобно?
– Мне? Да вроде нет… О! К вам ведь в лавку, наверное, со всего города женщины ходят?
– Эхм-м… Ну, это – да-а…
– А вот эту, что на карточке, не знаете, часом?
– Не-е, такую не видел. Да я вам лучше найду. Коли надо. У нас красивые девчата на производстве.
– Лучше – не надо. Мне эта нужна.
– Ну, извиняйте. Но ежели что…
– Добрый вечер, слушаю вас.
Тут тоже окошко, а перед ним – широкая полка с листками бумаги и карандашами на веревочках.
– Здравствуйте. Мы хотели бы дать объявление в газету.
– Для ближайшего выпуска? Тогда с доплатой за срочность.
– Согласны. Содержание такое: «Особу, обращавшуюся…»
– Нет, Дани, лучше так: «Просим откликнуться особу, снимавшуюся для портрета в мастерской на улице Печатника двадцать восьмого числа прошлого месяца…»
Дани локтем опирается о полку. Делает лицо, как у здешних изваяний при входе. Только факела в другой руке нету: с электрической лампой, как у статуи Просвещения.
– «…Ваш портрет великолепен, благоволите его забрать!»
– Этого не надо. Просто: «Ждем Вас в указанной мастерской с десяти утра до шести вечера». Кажется, всё?
– «…без обеда»!
– Что – «без обеда»? Приходить – «без обеда»? Или ждем – голодными сидим?
– Нет. То, что вы работаете без перерыва на обед. И это, между прочим, дурно.
Приемщица окликает:
– Сам-то снимок сохранился? Можем его дать вместе с объявлением. Чтобы наверняка. Ведь вот допустим: снялся кто-то – а прийти к вам не может. А тут его знакомые увидят и к вам зайдут. Нас-то весь город читает. И снимки мы хорошо воспроизводим, если качество приличное. Или если у вас не только отпечаток, а пластинка тоже есть.
– Так не получится, к сожалению. Заказчица нас не уполномочила помещать ее портрет в газете.
– Ну и зря.
– Так, еще раз. Простыней – шесть и восемь. Наволочек – сорок. Пододеяльников – четыре больших, десять средних. Балахонов – восемнадцать. Рубашек мужских – двадцать, женских – двадцать шесть, детских – восемнадцать. Полотенец – девяносто восемь.
Девушка в голубой косынке с уважением оглядывает стопки белья. Не всякая прачечная может похвалиться такими заказами.
– Уф!..
Бабушке Чамианг не до того: она ищет кошку. Нашла: на сиденье стула, придвинутого вплотную к кухонному столу.
– Благодарствуйте, милочка. Вот счет… Кофею выпьете?
– Ой, нет, мастерша-профессорша, возчик ждет.
– Жаль. У меня к вам был разговор. О другом деле, не о стирке.
– Это всегда пожалуйста. Кошечке вашей жениха подбираете?
– Садитесь. И кофей пейте. Вот печенье, орехи… Не в кошке дело. Видите ли, моя младшая невестка, сама того не желая, столкнулась с некой подозрительной особой. Взгляните.
Прачка морщится:
– Да-а… Из одержимых? Проповедница, вещает что-то… не то?
– Слава богу, нет. Или мне не всё рассказали. Но вы такой дамы не знаете?
– Да боги миловали, не доводилось.
– Если случится встретиться или если кто-то из ваших товарок, заказчиц… Милочка, я вас попрошу: дайте мне знать. Как зовут эту женщину и кто она такая. Карточку возьмите, у нас их теперь полон дом. Только в следующий раз верните, пожалуйста.
– Хорошо, мастерша Киангани, поспрошаю.
– …В наши дни это самое крупное сухопутное животное. Вы спросите, дети: а как же топтыгин? Только в сказках? Нет: они существовали, но, как доказали наши ученые, вымерли во времена Великой Зимы. На юге остались их дальние родичи – тапиры, их мы потом тоже увидим. Итак, хоботари. Крупнее всех на суше. А из морских зверей кто самый большой?
– Кит!
– Правильно. А который кит, кто-нибудь знает? Мальчики, не отвлекайтесь!
– Певчий! Потому что поет, и его далеко слышно.
– Молодец. Но вернемся к хоботарям… Бенг, ты куда пошел?
– Я сейчас.
За углом решетки – узкий проход, там подметает смуглый дядька-иностранец. Наверное, прибыл к нам вместе с хоботарем, чтобы зверь не скучал на новом месте.
– Здравствуйте. Вы служитель?
– Слушитель. А фы ис школы?
– Да. Из Первой Народной. У меня к вам вопрос.
– О нет! К шифотным нелься.
– Мы вот этого человека ищем. В школе никто не знает. А сюда она не заходила?
– Уфы, я не фител.
– Жалко.
– Если шелаете – я спрошу у нефо.
– У хоботаря?
– Та. У Фарфи.
– Хоботарю до нас дела нет. Он, может, и видел, да не запомнил.
– Благого Закона и Благой Любви – тебе, Римбо, и тебе, Бони. Слышал, ваша семья разыскивает кого- то?
– Робеем докучать излишними вопросами, но…
Бони переходит к делу:
– Для нас это очень важно, правда. Вот эта женщина, с вашего дозволения.
В молельном зале темновато: верхнего света нет, только масляные лампадки по стенам. Священник надевает очки:
– Скорбный лик… Не из наших прихожан.
