хотите испытать судьбу, не будьте трусами, летите!'

Вопрос был решен, и Эрагон в один прыжок снова оказался на Сапфире, которая, не заботясь о почве под лапами, устремилась на встречу бескрайним далям.

'Агггххх!'

– Ты поклянёшься мне в верности на древнем языке?

– Никогда!

Его вопрос и её ответ стали ритуалом между ними, спроси-и-ответь, которое дети могут использовать в игре, но только в етой игре она проигрывала даже когда побеждала.

Ритуал был единственным, что позволяло Нисуаде оставаться в сознании (сохранять здравомыслие). Благодаря им она приказывала – благодаря им, она была способна выносить один за другим эти мгновения, потому что они давали ей то за что можно удержаться когда все остальное становилось незначительным. Ритуалы мысли, ритуалы поступков, ритуалы боли и облегчение: это становилось структурой от которой зависела ее жизнь. Без них она уже бы потерялась, как овца без пастуха, как верующий лишенный веры… Как Всадник оставшийся без своего дракона.

К сожалению, этот специфический ритуал всегда заканчивался одинаково: с другим прикосновение железа.

Она закричала и укусила язык, и кровь заполнила её рот. Она кашлянула, пытаясь очистить горло, но крови было слишком много и она начала давиться. Её легкие горели из за недостатка воздуха, и линии на потолке задрожали и потускнели, а потом её память пропала и ничего не было, даже темноты.

Затем, пока железо нагревалось Гальбаторикс заговорил с ней.

Это тоже стало одним из их ритуалов.

Он немного исцелил ее язык – она полагала, что это сделал именно он, а не Муртаг – поскольку он сказал.

– Этого не стоит делать, ведь ты будешь не в состоянии говорить, ты этого хочешь? Как же тогда я узнаю когда ты будешь готова служить мне?

Как и прежде, король сидел с правой стороны от неё на самом краю ее обозрения, где все, что она могла видеть было тенью с золотым краем, его вид, отчасти скрытый ниже длинного, тяжелого плаща который он носил.

“Ты знала что я встретил твоего отца когда он был стюардом главного имения Эндурила?” сказал Гальбаторикс. “Он говорил тебе об этом?'

Она дрожала и закрыла глаза чувствуя, что слезы текут из уголков ее глаз. Она не хотела слушать его. Его голос был слишком силен, слишком обольстителен; он заставлял ее делать то что она не хотела, а то что хотел он она могла услышать, как он произносит крошечный кусочек похвалы.

– Да, – пробормотала она.

“Я сделал небольшие заметки о нем в то время. Зачем? Он был обычным слугой. Эндурил дал ему справедливую часть свободы, чтобы лучше управлять делами имения, слишком большую как оказалось.” Король сделал вольный жест, и свет поймал его скудную, подобную когтю руку. “Эндурил всегда был чрезмерно снисходительным. Его дракон один был хитрым; Эндурил просто сделал, поскольку ему сказали…, Что устроила странная, забавная серия событий. Чтобы думать, человек, который следил, чтобы мои ботинки ярко полировались, стал моим передовым врагом после Брома, и теперь вот, пожалуйста, его дочь, возвратилась в Урубаен и собирается стать моей подданой, как раз после того как я уничтожил твоего отца. Ирония судьбы, разве ты не согласна?”

“Мой отец убежал, и он почти убил Дурзу,” сказала она. “Все Ваши заклинания и присяги не могли больше держать его, чем вы будете в состоянии держать меня.”

Она подумала, что Гальбаторикс, возможно, нахмурился. “Да, это была неудача. Дурза был очень расстроен этим в то время. Семьи, кажется, помогают людям меняться, и таким образом их истинные имена тоже меняются. Вот почему я теперь выбираю своих домашних слуг только из тех, кто является бесплодным и не состоящим в браке. Однако, ты очень ошибаешься, если думаешь, что отказываешься от обязательств. Единственные способы покинуть Зал Предсказателя, преклониться мне или умиреть.”

– Тогда я умру.

– Как недальновидно. – Золотая тень короля склонилась над ней. – А вы никогда не задумывались, Насуада, что мир был бы хуже, если бы я не свергнул Всадников?

– Всадиники сохраняли мир, – сказала она. – Они защищали всю Алагезию от войны, от болезней… от угрозы шейдов. В голодные времена они давали пищу умирающим. Отчего же этой земле должно быть лучше без них?

– Потому что была определенная цена за их услуги. Люди должны знать что все в этом мире имеет цену, что-то в золоте, что-то во времени или крови. Нет ничего бесплатного, даже Всадники. Особенно Всадники.

“Да, они сохраняли мир, но они также подавили расы этой земли, эльфов и гномов столько же, сколько и нас людей. Что всегда говорится в похвале Всадникам, когда барды оплакивают их исчезновение? То, что их господство простиралось в течение тысяч лет, и что во время этого превозносимого ‘Золотого Века,’ немного измененного помимо имен королей и королев, которые сидели самодовольные и обезопасеные на их тронах. О, были небольшие тревоги: ньюанс здесь, вторжение ургалов там, война между двумя кланами гномов, но они не заботились о нас. Но в целом, состояние вещей оставалось точно тем же, как это было, когда Всадники сначала занимали видное положение.”

Она услышала звон металла об металл, так как Муртаг размешивал угли в жаровне. Ей было жаль, что она не могла видеть его лицо таким образом, чтобы она оценить его реакцию на слова Гальбаторикса, но он по привычке стоял со спиной к ней, смотря в угли. Он смотрел на нее только тогда, когда он должен был приложить раскаленный добела металл к ее плоти. Это было его особым ритуалом, и она подозревала, что он нуждался в нем столько, сколько она нуждалась в нем.

А Гальбаторикс все продолжал говорить: “Это не кажется самой злой вещью тебе, Насуада? Жизнь – изменение, и все же Всадники ее подавили это так, чтобы земля лежала в неудобной дремоте, неспособная избавиться от цепей, которые связывали это, неспособная продвинуться или отступить, как природа предназначала… неспособная стать чем-то новым. Я видел со своими собственными глазными свитки в хранилищах в Вренграде и здесь в хранилищах Илирии, который детализировал открытия -в волшебной, механический, и от каждой сферы естественной философии – открытия, которые Всадники скрывали, потому что они боялись того, что могло бы произойти, если бы те вещи стали общеизвестными. Всадники были трусами, преданными старому образу жизни и старому образу мыслей, назначеному защищать это к их умирающему дыханию. Их правление было нежной тиранией, но тиранией однако.”

– Убийствами и предательствами ты решил проблемы, не так ли?, спросила она не заботясь о последствиях.

Он засмеялся, да так что казалось, что ему действительно смешно.

– Какое лицемерие!Ты осуждаешь меня за те же вещи, которые творите сами. Если бы вы могли, так убили меня, прям здесь и без колебания будто я бешеный пёс.

– Ты предатель, не я.

“Я – победитель. В конце ничто иное не имеет значения. Мы не столь отличаемся, как ты думаешь, Насуада. Ты хочешь убить меня, потому что ты полагаешь, что моя смерть была бы улучшением для Алайгейзии, и потому что ты – кто все еще почти ребенок – полагаешь, что можешь лучше управлять империей чем я. Твое высокомерие заставило бы других презирать тебя. Но не меня, поскольку я понимаю. Я поднял оружие против Всадников для тех те же самых причинах, и я был прав.”

“Месть не имела никакого отношения к этому?”

Ей показалось, что он улыбнулся.

– Да возможно это была именно она по-началу, но ни ненависть, ни месть не были мотивами которыми я руководствовался. Я был обеспокоен тем, кем всадники стали и убедился – и до сих пор убежден – что