– Как зачем?! А если тати нападут?
Я рассмеялась:
– Ты меч на поясе носить собираешься?
– Ну… это… А покажи, как ты это крутила?
Сестрица перевела разговор на интересующую ее тему, она попробовала сама крутануть меч, но, конечно, немедленно выронила его на траву и горестно вздохнула:
– Мне ни в жисть не научиться…
Ага, голубушка, это раньше я думала, что такие вздохи действительно означают сожаление, теперь хорошо знала, что это просто подначка, чтобы я принялась убеждать, мол, что ты, Луша, да сейчас прямо и научишься. Так и есть, глаза сестрицы хитренько блестели.
– Ладно уж, поднимай свое оружие, пойдем, научу колечко крутить…
Уронив с десяток раз меч себе на ноги, Лушка освоила-таки сие немудреное упражнение. Она бы тренировалась еще, но я заметила, как бедолага потирает запястье, видно, растянула, и возмутилась:
– Лушка, никто с утра до вечера не тренируется, остановись!
Когда мы выползли из-за сеновала, где крутили мечи, Лушка не удержалась и попробовала продемонстрировать освоенное умение Трофиму.
– Дед Трофим, глянь-ка.
Как и следовало ожидать, с первой попытки у сестрицы не вышло, меч шлепнулся на землю. Но Лушка не сдалась:
– Это не в счет, сейчас покажу!
Второй раз колечко получилось, и вполне прилично.
– Луша, хватит уже, руку сорвешь.
Дед Трофим демонстрацией впечатлился:
– Во дает! Лушка, ты никак на войну собралась?
– Пока нет, – словно между прочим бросила через плечо зазнайка, – кое-чему еще научиться нужно.
– Например, не ронять меч то и дело.
Сестрица на мою насмешку ничего не ответила, стараясь не расплескать удовлетворения самой собой, она гордо прошествовала в дом.
Неизвестно, как отнеслась бы Анея к нашим занятиям в дружине, но на следующий день я обучила Лушку еще кое-чему, что едва не затмило собой ее воинские умения, грозя отодвинуть тренировки у Вятича на задний план.
Семейство, да и вообще все окружающие воспринимали любые мои закидоны с памятью или невесть откуда проявившимися знаниями как нечто само собой разумеющееся. Воинтиха сказала, что «так быват», и все поверили. Кажется, если бы я вдруг начала говорить по-французски, никто бы не удивился. Можно попытаться, останавливало лишь понимание, что разумный в общем-то народ может решить, что падение с лошади – лучший способ выучить иностранный язык за два дня (и как только в двадцать первом веке до такого не додумались?) и начнет экспериментировать. У Лушки вон уже были такие поползновения, она вздыхала, что не грохнулась тоже, глядишь, и быстрому счету выучилась бы без мучений.
Я поинтересовалась, что доставляет ей особенные трудности в учебе. Бедолага только рукой махнула:
– Все.
– Все не бывает, давай попробую чему-нибудь научить?
– Колдовать?!
– Тьфу, глупая! Считать.
Но быстро выяснилось, что моя сестрица не умеет не только быстро считать, она категорически не умеет читать. Как такое могло быть, если даже Любава читает?! Лушка вздохнула:
– Господь не дал.
У меня зародилось сомнение – что-то здесь не так. Сомнения оказались не напрасными. Буквы Лушка знала твердо, правда, называла для меня непривычно: аз, буки, веди, глаголите, но как только дело дошло до складывания букв в слоги и слова, начиналась откровенная глупость! Я написала на земле «мама».
– Читай.
– Мыслите, аз, мыслите, аз, – уверенно объявила сестрица.
– Луша, подожди, я просила прочитать, а не называть буквы.
У бедолаги даже слезы на глазах выступили, она еще быстрее протараторила:
– Мыслитеазмыслитеаз!
И тут до меня дошло, мой смех Лушку обидел, но я обняла ее за плечи и повалила на траву:
– Ты умеешь читать, умеешь, только делаешь это неправильно! Смотри.
На земле появилось слово «Луша».
– Что за буква?
– Люди, – мрачно шмыгнула носом сестрица.
– Это название буквы, а произносится как?
– Л.
– Правильно, а это?
– Ук.
– А произносится?
– У.
– Это?
– Ша. Звучит «ш». Это аз, звучит «а».
– А теперь читай буквы, как они звучат, а не как называются.
Недоверчиво покосившись на меня, Лушка начала:
– Л, у, ш, а…
– А все вместе?
– Луша…
Вид у бедолаги был такой растерянный, словно, разжав ладонь, она обнаружила в руке вместо камешка целую гривну.
– А это? – я вернулась к первой надписи.
– М-а-м-а… мама…
– Ну, поняла? Читать надо не названия букв, а то, как они звучат!
Я ожидала, что она с визгом бросится меня обнимать, а Лушка вдруг… разревелась!
– Ты чего? Луша, ты чего?
– Раньше… не могла… сказать, когда меня… луп… це-ва-али…
Я догадалась, что девчонку за неспособность сообразить, видно, здорово били, и никто не подумал разобраться, почему схватчивая хитрюга Лушка столь тупит в учении.
– Я сама только сейчас поняла…
– А… писать как?
– Так же, как звучит.
Сестрица быстро стерла ногой написанное мной и принялась ловко выводить свое: Наста. Я поправила только последнюю букву:
– Настя.
Следующие полчаса мы елозили землю ногами и руками, разравнивая, и писали снова и снова. Лушка была счастлива!
А вот со счетом получился конфуз. Нет, на веточках Луша считала отменно, но когда перешли к записи подсчетов, оконфузилась уже я. Снова пришлось хвататься за голову и изображать провал в памяти. Провал и был, только не в памяти, а в знаниях. Понятия не имела, что в Древней Руси не пользовались арабскими цифрами! Пока я рисовала на земле непонятные крючочки, Лушка смотрела на меня чуть настороженно, видно, думая, что это какой-то новый способ обучения счету, который мне открылся в беспамятстве. Но стоило заявить, мол, два плюс два – это четыре, как сестрица ткнула своей веточкой в мои
