Римо, представляла собой комнату с голыми стенами и тремя стульями, намертво привинченными к покрытому пластиком полу. К полу же был приклепан и торшер с прочной металлической решеткой вокруг лампочки.

В другой части кабинета за столом восседал сам Шокли. За его спиной возвышались стеллажи с книгами, магнитофонами и африканскими статуэтками, сработанными в штате Иллинойс. А между двумя частями была перегородка — прочная стальная сетка с мелкими ячейками. Она простиралась от стены до стены, от пола до потолка, надежно защищая Шокли от любого посетителя. Рядом с его столом в перегородке была металлическая дверь. С внутренней стороны он была заперта на огромный пуленепробиваемый замок.

Сам Шокли оказался элегантным негром с прической «афро» умеренных размеров и пронзительными глазами. На нем был серый костюм в тонкую полоску, розовая рубашка и галстук с черным узором. Узкое запястье украшали небольшие золотые часы «Омега». Римо также отметил про себя тщательно ухоженные ногти Шокли.

Руки Шокли лежали на столе ладонями вниз. Рядом с правой рукой находился «магнум» 357-го калибра. Римо пришлось взглянуть на оружие дважды, прежде чем он поверил своим глазам. На резной деревянной рукоятке пистолета были зарубки!

Шокли приветливо улыбнулся, когда Римо подошел к перегородке.

— Прошу вас, садитесь.

Говорил он слегка в нос, словно утомленно, но абсолютно чисто. Такими вроде бы слегка простуженными голосами говорят выпускники старых университетов Новой Англии — как бы сокращая слова, будто они недостойны долго оставаться во рту говорящего.

— Благодарю вас, — сказал Римо.

— Чем могу быть вам полезен?

— Я друг семьи. Пришел навести справки об одном из ваших учеников. Его имя — Тайрон Уокер.

— Тайрон Уокер? Тайрон Уокер? Одну минутку...

Шокли нажал встроенную в стол панель, и слева на столе вырос телемонитор. Главный методист перебрал несколько кнопок на клавиатуре компьютера, и Римо заметил, как в глазах его отразилось мерцание экрана.

— А, ну да. Тайрон Уокер. — Шокли посмотрел на Римо с улыбкой любви и благоволения. — Вам будет приятно узнать, мистер... э-э... мистер?

— Сахиб, — представился Римо. — Бвана Сахиб.

— Так вот, мистер Сахиб, вам будет приятно узнать, что у Тайрона прекрасная успеваемость.

— Прошу прошения? — не поверил своим ушам Римо.

— У Тайрона Уокера прекрасная успеваемость.

— Тайрон Уокер — это живая бомба замедленного действия, — сказал Римо. — Вопрос только в том — когда именно он взорвется и причинит вред окружающим. Он абсолютно безграмотен и вряд ли умеет пользоваться даже унитазом. Какие у него могут быть успехи?

Говоря это, Римо приподнялся со стула, и рука Шокли медленно потянулась к «магнуму». Римо сел, и Шокли снова успокоился.

— В школе у него все в порядке, мистер Сахиб. Компьютеры никогда не лгут. Тайрон — лучший ученик в языковых искусствах, один из лучших — в графическом изображении слова, и в числе двадцати процентов лучших в базовом вычислительном мастерстве.

— Дайте-ка я попробую догадаться, — сказал Римо. Это чтение, письмо и арифметика?

Шокли слегка улыбнулся:

— Ну что ж, в былые времена это называлось так. До того, как мы приняли на вооружение новые, передовые методы обучения.

— Назовите хоть один, — сказал Римо — Все это изложено в одной из моих книг, — Шокли повел рукой в сторону стеллажа с книгами у себя за спиной. — «Приключения в стране образования. Ответ на проблему расизма в школе»

— Это вы написали? — сносил Римо.

— Я написал все эти книги, мистер Сахиб, — скромно ответил Шокли. — «Расизм под судом», «Неравенство в классе», «Черное культурное наследие и его роль в обучении», «Уличный английский — веление времени».

— А вы написали что-нибудь о том, как учить детей читать и писать?

— Да. Моей лучшей работой считается «Уличный английский — веление времени». В ней говорится о том, что настоящий английский — это язык черного человека, и о том, как белые властные структуры превратили его в нечто, чем он никогда не должен был стать, и тем самым дети черных гетто оказались в крайне невыгод ном положении.

— Это идиотизм!

— Да неужто? Известно ли вам, что слово «алгебра» — арабского происхождения? А арабы, разумеется, черные.

— Им будет очень интересно это узнать, — заметил Римо. — Ну, и как вы предлагаете изменить это невыгодное положение детей черных гетто в плане английского языка?

— Следует вернуться к изначальному, истинному английскому языку. Уличному английскому. Черному английскому, если хотите.

— Другими словами, раз эти неучи не умеют говорить правильно, давайте превратим их глупость в стандарт, на который должны равняться все остальные, так?

— Это расизм, мистер Сахиб! — гневно возразил Шокли.

— Насколько я смог заметить, сами вы не говорите на уличном английском. Почему же, если он такой уж святой и чистый?

— Я получил докторскую степень в области образования в Гарварде, — заявил Шокли, и ноздри его при этом сжались, а нос стал уже.

— Это не ответ. Получается, что вы не говорите на уличном английском, так как сами вы для этого слишком образованны.

— Уличный английский — прекрасный язык для общения на улице.

— А что, если они захотят уйти с улицы? Что, если им понадобится узнать что-то еще, кроме ста двадцати семи способов рукопожатия с похлопыванием в ладоши и притопыванием? Что будет, если они окажутся в реальном мире, где большинство говорит на нормальном английском? Они будут выглядеть тупыми и отсталыми, как ваша секретарша.

Римо махнул рукой в сторону двери, и перед его мысленным взором предстала женщина, все еще мучительно сражающаяся с шестью словами на обложке «Журнала черного совершенства и черной красоты».

— Секретарша? — переспросил Шокли. Брови его изогнулись, как два вопросительных знака.

— Да. Та женщина, в приемной.

Шокли усмехнулся.

— А, вы, наверное, имеете в виду доктора Бенгази.

— Нет, я не имею в виду никакого доктора. Женщина в приемной, которая не умеет читать.

— Высокая женщина?

Римо кивнул.

— Густые курчавые волосы? — Шокли округлил руки над головой.

Римо кивнул.

Шокли кивнул в ответ.

— Конечно, Доктор Бенгази. Наш директор.

— Храни нас Боже!