фон Марц и майор Ечиев в черном. На холме было холодно.

— Все в порядке, заключенный заключен, — рассказывал Ечиев. — Спит да ест, да таблетки ест. Все, как по инструкции. Караул службу несет нормально. Замечаний нет.

— Хорошо.

Они спустились с холма. Стало совсем темно, только вагон-камера источала направленный в землю неяркий свет. Караульной вышки видно уже не было. Майор Ечиев включил фонарик, стал светить под ноги.

— А что произошло сегодня утром? — спросил фон Марц. — Производственная травма?

— Ай… Инцидент произошел… Не хотел доложить. Виноват. Один мой с заключенным повздорил… упал, палец сломал.

— В пылу полемики? — спросил фон Марц.

— Виноват, то… Инспектор.

— Говори мне — господин инспектор, раз без прилагательного тебе никак не обойтись.

— Господин инспектор, существительное 'господин' — не прилагательное, — неожиданно сказал Ечиев, и, похоже, обиделся.

Чего это я, подумал фон Марц удивленно. Ненормативные отношения допускаю с нижним чином…

— Прошу прощения, майор. Я ошибся.

Фон Марц лично нанимал охрану на 'зону'. В лексиконе его официальной переписки с канцелярией по кадрам Принстона-20, 'зона' называлась 'Объект ОПРАВА', а сам Какалов — 'алмаз неграненый', а вся операция — 'Бриллиант'. Начальник канцелярии генерал Ицкиев сходу, не вдаваясь в подробности, заломил сто тысяч и был весьма приятно удивлен, когда фон Марц, глазом не моргнув, предложил сто пятьдесят, но при условии, что секретность обеспечивать будет сам, а после миссии караул подвергается процедуре 'пейотль'. 'Ц-ц, — удивился Ицкиев. — Брат, ты что там, Железного Маску прятать будешь?' — 'Не лезь не в свое дело.' — 'Премией покрыть моим ребятам необходимо будет!' — решительно сказал Ицкиев. Фон Марц и на это согласился. Принстон-20, крупнейшая в Галактике частная тюрьма особого режима, славился лихими, неподкупными и быстродействующими воинами. Ицкиев подписал приказ — и 'зона' на неосвоенной, запасной планете N-0971/6 организовалась по инструкциям фон Марца за десять часов. Так что Какалова привезли со 'Стратокастера' прямо сюда. Пятнадцатого же марта. И пятнадцатого же марта начали готовить Какалова к ментобурению.

— Откройте камеру, — приказал фон Марц майору Ечиеву. — Я буду разговаривать с заключенным один на один. Обеспечьте помехи в 'зоне'. Используйте 'осу'. Зря ее, что ли, тащили сюда…

— Есть, господин инспектор! Иду?

— Идите, майор.

— Вот ключ вам, господин инспектор, — майор сунул фон Марцу, осветив фонариком, прибор. — Красная — открыть, зеленая — закрыть. Желтая — тревога.

Не дожидаясь, пока Ечиев отдалится, фон Марц нажал на красную квадратную кнопку. Вагон-камера распахнулся. Фон Марц взобрался по лесенке на платформу с кроватью и креслом. Ни огонька на платформе больше не горело.

— Какалов, просыпайтесь, — сказал он. — Я пришел с вами поговорить.

— Я не сплю, — откликнулся Какалов. Фон Марц удивился — голос не сонный, свежий, незаторможенный. Очень мешала темнота на платформе. А ночные очки на шлеме фон Марц использовать не хотел. Он выдвинул из пола штангу с лампой-утайкой. Включил. Теперь он видел серое лицо на подушке. Поблескивали глаза.

— Ну хорошо, — сказал Какалов. — А вы-то где?

— Я в кресле. Одну секунду, — фон Марц чуть довернул лампу.

— А! Таинственно! На заключенного очень подействовало. Вот вы появились. Кто ты, друг или враг? Не бейте меня, я все скажу. Боги! Боги! Яду мне! Яду. Дайте закурить.

— Я не курю, извините.

— Тогда не скажу, где золото. Слушайте, а вы не адвокат, положенный мне по закону?

— Нет.

— Спина затекла, — пожаловался Какалов. — Ой… простите, я писаю. Как бы катетер не выскочил… Пись-пись-пись! Уа! Уа! Ну хоть выпить у вас есть?

— И выпить у меня нет.

— Тогда я сегодня не принимаю, — заявил Какалов. — Одевайтесь. Зайдите в следующую субботу. Возможно, я буду в более добром расположении.

— Какалов, на меня ей-богу не производит впечатление ваша манера себя вести. Знаете почему? Вы меня не интересуете. Меня интересует информация, могущая быть у вас, и, скорее всего, имеющаяся. Я практически уверен в этом. Я явился сюда и собираюсь с вами разговаривать, и, возможно, отнесусь к вам по-человечески, только потому того, что я надеюсь получить от вас эту информацию.

— Пошел ты на…, — сказал Збышек беспечно. — Я ничего не знаю. 'Вставай, нерушимый…' — пропел он.

— И вы откажетесь даже торговаться?

— Я тебе все сказал. 'Это есть наш последний!..'

— Заткнитесь-ка, Какалов. Не думаю, чтобы вы отказались поболтать. Хочу вас спросить: вы заметили, что мое появление совпало с окончанием второго этапа медикаментозной подготовки вас к ментобурению? Вы заметили, Какалов. Лично мне претит необходимость применять к вам подобные средства получения информации. Хотя я отнюдь не человеколюбив. Процедура груба, и я опасаюсь, что не удастся избежать нередактируемых ошибок в тонких слоях информации. А сведения, необходимые мне, наверняка находятся именно в тонких слоях. Итак, я прибыл в самый последний момент, когда еще остается возможность прервать процесс необратимого затормаживания мозга. Отказ от ментобурения — сам по себе уже достаточная цена за откровенный разговор со мной, не так ли, Какалов?

— Кто вы такой?

— Я — Генрих фон Марц, советник Президента Чандрагупты.

— Почему я должен вам верить?

— Так. Гарантии. Это хороший вопрос. Никаких. Не в моих силах доказать вам правдивость моих слов. Я совершенно голословен. Верю — не верю. Пустить вас в киберспейс, чтобы вы сами взяли доказательства, я не могу. Вы черт знает на что способны в киберспейсе. Я очень хорошо сознаю, возможно, как никто не сознает, ЧТО вы такое, Какалов. Таким образом — никаких гарантий.

— Маловато будет, — сказал Збышек. — Не сойдемся.

— А я еще ничего вам и не предлагал, Какалов.

— Ну так скажите, а то я помру от любопытства. Или катетер выскочит.

— Я предлагаю вам быструю смерть, Какалов. Помолчите… Если бы я стал сейчас расписывать, как я торжественно освобождаю вас от оков, снабжаю кораблем, транслятором, нагружаю золотом и брильянтами, — вы посчитали бы меня дураком, послали бы меня с моим враньем подальше, и легли бы под ментобур с чувством глубокого удовлетворения, глядя мучительному безумию прямо в глаза, сознавая свой воинский и гражданский долг выполненным и даже, возможно, состроив героическую мину. Вам нет места в Галактике, Какалов, вы неизбежно будете уничтожены. И я обещаю лишь то только, что я выполню обязательно. Сделка проста. Вы отдаете мне все коды доступа ко всем уровням кибернетической сети на Странной планете, я усыпляю вас до проверки данных. Если все в порядке — сон безболезненно перейдет в смерть. Так что кремации вы и вовсе не ощутите.

— А вы прямой человек, фон Марц, — сказал Збышек. — Аж завидно. Когда-то и я был таким.

— Да, и притом, мне некогда. Многое изменилось, Какалов. Сегодня 18 марта. Возможно, я удивлю вас сообщением, но в Галактике идет полномасштабная война, мы потеряли одну тяжелую планету на Севере, чудом отстояли Юг и Восток. Если вы, Какалов, и не резидент НК, то, в любом случае, так их разбередили своим безумный рейдом, что война очень неожиданно и неприятно перешла из вялотекущей в очень болезненную. Это уже само по себе, кстати, достаточное основание для смертной казни.

— Не удовлетворите ли вы мое любопытство относительно некоторых людей, господин фон Марц? — спросил Збышек, подумав. — У нас с вами есть время?