— Очень, очень, — ответил Збышек. — Буду рад. Всего доброго.
— Всо, брат, иды!
Поврежденный, с рукой под мышкой, скрылся из поля зрения. Заменивший его родственник, также в черном, но без каски — не успел, видно, напялить, — пододвинулся к Збышеку и произнес:
— Скоро ты сдохнет!
— А ты успел пописать? — спросил Збышек. — Смена только началась, а с поста сходить нельзя. Да что там, садись, вот как раз кресло. Только не лезь ко мне руками в рот, сука, песья кровь, сын слонихи.
Вот сейчас я получу в рыло, подумал Збышек. Любопытно, чего мне неймется?
— Как мене сказал?.. — растеряно спросил охранник Мешиев. — Мене, Беку Мешиеву так сказал? Да я тебе сам сейчас ухо отрежу и в глотке засуну, собака!
Вот, блин, идиот, сказал Збышек. Это их, оказывается, так легко довести? Вот, блин, жаль, раньше не знал. Сколько развлечений упустил. Ладно, Бек Мешиев, давай снова дружить.
— Стой, Бек Мешиев! Я не узнал тебя, брат! Остановись! Прости мне, как аллах простил этому… ему простил! Мне показалось, что ты — не Бек Мешиев, а Так Лобков с планеты Африка! Туман застлал мне глаза! — закричал Збышек, изображая ужас и дергая головой. — Это не ты, а Так Лобков с планеты Африка — сын слонихи с песьей кровью! Он негуманоид!
— Я — гуманоид, — произнес Бек Мешиев, остановленный неожиданным приступом красноречия пса в койке. — Я — настоящее гуманоид, я тебе больше не повторю, сейчас помни!
Господи, я умру сейчас, подумал Збышек, давя 'смехотунчик'. Первая волна, 'зеленая' в мозгу его рассеялась, а 'красная' только собиралась. Подташнивало — все согласно анамнезу.
— Пощади меня, Бек Мешиев, не отрезай мне ухо! — продолжал Збышек. Посреди фразы он начал икать, и это оскорбило Бека Мешиева больше всего. Но он сдержался.
— Мешиев, что там за на хер?! — заорали в мегафон. — А ну, кончать!
— Помни! — с выражением молвил охранник, сдул ноздри и сел в кресло. Збышек перестал о нем думать. Ну вот, развлекся, пшек. Расслабился. Спать охота, но таблетки разбудят — такая сволочь… Ну ладно, Призрак, день начали недурно, чем дальше-то займемся? Никогда в жизни не посмотрю больше на небо. Икота, пся крев, сволочь…
Эх, Дона бы сюда!..
Фон Марц, закутанный в черное от колен до глаз, сделал над 'зоной' круг, рассматривая ее в оптический усилитель. Его личный шаттл 'Тысячелетний Сокол' вошел в атмосферу N-0971/6 с полюса. Фон Марц приказал 'Бисмарку' финишировать именно над полюсом. 'Сокол' крался над планетой словно на цыпочках, с включенным камуфлятором Баймурзина, и только из стратосферы бросил вниз короткий сигнал 'я — свой'.
'Зона' представляла собой 'поляну' на безымянном плоскогорье, ровно посреди меньшего из двух материков N-0971/6. Вагон-камеру с заключенным установили в центре 'поляны', к югу от нее стояла вышка, врезаясь в основание пологого холма, а за холмом, в большой лощине бледно светились временные казармы 'иглу-800', содержащие в себе караул. В тылу казарм маскировочная сетка скрывала танк с аппаратурой жизнеобеспечения 'зоны'. Наскоро выжженная взлетная полоса. Комплекс 'земля — космос' на гусеничном ходу, выключенный, с зачехленной пусковой установкой.
С орбиты шаттл фон Марца снял киберпилот, но в тридцати километрах от поверхности фон Марц отобрал управление и обесточил всю интеллектронику, какая только была на борту 'Тысячелетнего Сокола'. Сразу нарушилась температура в кабине, но фон Марц, не обращая на сквозняк внимания, завел шаттл на посадку. В километре над холмами вдруг наступил вечер, фон Марц поспешно выключил вспыхнувшие автоматически посадочные прожектора. Скорость понизилась, взлетная полоса выскочила из-за холмов и мягко и нестрашно полетела навстречу, задрожали на экране блики фонарей-приемников, невидимые для 'чужих'. Шаттл выпустил шасси и, ухнув, с 'баллоном', сел. Приемники мгновенно погасли. Фон Марц немного промахнулся, или полоса оказалась короче стандартной, но шаттл утонул носом в местном орешнике, сплошь покрывавшим безымянное плоскогорье и сведенном на нет только в 'зоне'… Обгорелые кривые ветки уперлись в стекло, напряглись, пытаясь оттолкнуть от себя невиданное мрачное чудовище, свалившееся с неба… Фон Марц распустил противоперегрузочный 'капюшон' и, не отключая пульта управления, подтянувшись за поручень к потолку кабины на одной руке, другой распечатал пломбу аварийного люка, что скрывался в складках декоративной обшивки. Фон Марц привык пользоваться пилотским люком еще в старые времена, когда работал аларм-инспектором Комитета Галактической Безопасности и много раз выезжал с различными миссиями в поле. Такой способ всегда приходился кстати: аварийный люк мало кто воспринимал иначе, как избыточную часть оборудования, косные люди, ни на грош фантазии — сколько себя фон Марц помнил, его всегда ждали из шлюза, с добром или со злом, а он спокойно выходил ожидавшим в тыл и действовал. Или стрелял, или здоровался и шутил.
Целую минуту фон Марц провел, сидя на крыше кабины и спустив ноги в люк. Его никто не встречал. Облачность над 'зоной' подвесили чудовищную, и гнали ее с востока на запад непрерывно, с большой скоростью — поэтому и тряхнуло при посадке… может и промахнулся потому, подумал фон Марц. Он считал себя недурным пилотом, небольшой промах, допущенный даже при почти полном отсутствии наводки с земли и рекомендаций киберпилота, его огорчил. Фон Марц притянул к себе веточку, отломил ее кончик и попробовал на зуб. Горько. Чудо-орешник, надо сказать: почти четыре метра. Любопытно, какая у него, фон Марца, по счету эта планета?
Темнело; пора идти. Фон Марц съехал на заду с кабины. Прыжок с трехметровой высоты доставил ему удовольствие. Он мягко встретил ногами землю и спружинил. Похлопал 'Тысячелетнего Сокола' по теплому брюху, запер с 'волшебного ключа' люк кабины, задействовал режим 'wait master'. Затем очень тщательно проверил личный камуфлятор, дал ему время на автонастройку, и только потом, быстрым шагом направился к казармам, поправляя на плече синтезатор, долженствующий за фон Марца разговаривать чужим голосом, и правильнее устраивая под подбородком ларингофон на присоске.
Казармы охранялись, фон Марца остановил возглас:
— Стой, кто иди? Парол!
— Синие люди объели черешню, — сказал фон Марц.
— Подойди рука перед собой, на виду!
Фон Марц повиновался. Часовой позволил себе стать видимым. Впрочем, фон Марц разглядел его издали: спецкостюм часового, плохо отстроенный и, видимо, немного разрядившийся, сильно фонил в пространстве.
— Кто такой? — спросил часовой, наставив карабин.
— Вызови начальника охраны. Я прибыл для допроса заключенного.
— Тогда такой парол говори!
— Черешню объели, спалили дотла, — сказал фон Марц.
— А! — сказал часовой с некоторым даже удивлением. — Погоди, брат, сейчас позову. Товарищ майор, товарищ майор! Серечню обкушали и сожгли — такой приехал.
— Иду, — издалека, из недр спецкостюма часового, ответил чей-то голос. — Продолжай неси службу, Мамед.
— Ест, товарищ майор! Жди, брат, майор Ечиев подойти сейчас.
— Спасибо, товарищ солдат, — серьезно сказал фон Марц. Он очень серьезно относился к исполнению установленного режима на местах, тем более, что зачастую режим устанавливал не кто иной, как он сам.
От казармы к нему спешил высокий незакамуфлированный человек, на ходу застегивая портупею. Подбежал, откозырял.
— Называйте меня — инспектор, майор, — сразу сказал фон Марц и пожал протянутую руку. — Проводите меня к заключенному. По пути доложите, все ли в порядке.
— Есть, товарищ инспектор!
— Без 'товарищ'. Просто — инспектор.
— Есть. Проси вас. Останься, Мамед.
Они поднялись рука об руку на холм, очищенный от растительности, и остановились — слепое пятно
