А теперь немного назад. Где же наши Герои? Что ж мы, про них забыли? Или мы их сознательно бросили? Никогда; слушайте:

16 марта 354 года, чуть только местное светило тронуло ячеистые верхушки ТП-отражателей, а также каркасы брошенных на съедение метеоритной коррозии старинных солнечных батарей, расположенные на 'шляпке гриба' грузового двора 'Братск-660', грузовик 'Владыка Скорости' с государственным преступником Доном Маллиганом на борту ошвартовался у терминала № 007 вышеназванного космического сооружения. Стыковка происходила в автоматическом режиме — со стороны диспетчерской 'Братска'. Со стороны 'Властелина Скорости' — при непосредственном участии Джонатана Смолка, капитана Ристалище.

Дон потянул носом выдохшийся дурнопахнущий воздух, наполнявший пилотскую кабину и принялся наощупь от себя возиться с заевшим, как и при старте, правым замком 'капюшона'. Капитан швартовал грузовик лихо, маневром 'батман-восход', с бустерной подработкой, так что трясло здорово, и тряска прочно вошла в руки Дона. Заел замок, и все тут. Капитан Ристалище, уже готовый к выходу, закончивший постшвартовочную процедуру и обесточивший ходовой пульт, наклонился над ним и помог с замком. 'Капюшон' за спиной Дона сдулся с кожистым шорохом, словно птеродактиль крылья сложил. Капитан Ристалище тотчас выключил подмагничивание пола. Дона покачнуло, но дареные капитаном подкованные ботинки удержали его на месте.

— И вот еще! — сказал капитан Ристалище. — И запомни, сынок! Ежели когда вышел кислород, то в надутом 'капюшоне' у тебя под седалищем, завсегда сто пятнадцать литров запаса! У нас так один спасся, а осенило его, когда мы уж ему по радио отходную транслировали. Ну а он вдруг и говорит, эй, говорит, ребя, валите-ка попа на бок, я, мол, резерв непредвиденный отыскал… Ну и мы успели его снять. Бледного малость, но живого. Ну и он нам потом по чашке за спасение, а мы ему — по чашке за науку. Так что — помни.

— Спасибо, кэп! — с огромным чувством и совершенно искренне сказал Дон.

— Ну ничего, сынок, ничего — пока что не расстаемся. Сначала выпьем, потом с братвой перетрем носами, что, да как. Сейчас спят все, правда… Ну побудим. Да! У тебя деньги-то есть? Да ты не суетись, не мне, ты мне не должен, за кислород да за ход под зад вовремя только сучара последняя с тебя стребует. Братве поставить за вход надо, необходимо. Мне платить неудобно: скажут, педики, что ли?

— А! Вон чего! — сказал Дон с энтузиазмом и вытащил, наконец, из кармана пластинку 'Метагалактики'. И задумался. — Деньги-то есть, кэп, но на карточке… меня ж мгновенно проследят… А наличных нет, кэп. Кто ж знал…

— Угу, — сказал капитан Ристалище. — Не беда. Бывает. Ссужу. Верно. За хер из-под ареста рвать, ежели на первой же базе в сети расписываться. Давай мне карточку, я ее обналичу — есть тут один жучила, — один к трем. Комиссии не возьму, живы будем — разочтемся. А пачка 'королевских' за поясом тебе сейчас важнее пистолета.

— С меня, кэп, — скупо, с достоинством, произнес Бык. — Спасибо.

Капитан Ристалище спрятал кредитку куда-то в недра своего противоперегрузочного панциря, хлопнул Быка по плечу и промолвил:

— Спасибу свою, сынок, в кормовой клюз спрячь. Мы с тобой в космосе, в космосе простой правильный человек 'спасибо' не любит. Ты пилот, и лихой пилот, наш человек, но жизни ты не знаешь и караваны не водил. А в космосе как? А в космосе так: тебя покорежит — тебя браток бортом прикроет, ну коль кого другого, — так и ты крючок с трассы заложишь на SOS, не покобенишься. Понял? Жизнь!

— Понял, — сказал Бык. Он ненавидел поучения, но сейчас его чуть слеза не прошибла. Какие потрясающие, глубокие чувства, растрогано думал он. Настоящие работники пространства, настоящие мужчины с большими мозолистыми ладонями, с привычными к недостаточности атмосферы на борту легкими, с отечными от перегрузок лицами и с широкими благородными душами!..

— Ну, давай, походили, — сказал капитан Ристалище и отдраил (ручным способом) круглый люк в переборке. Бык полез за ним по решетчатому тоннелю, проложенному в брюхе пустого сейчас балкер-трюма в обход гравитационных объемов грузовика; именно поэтому в тоннеле царила невесомость. Коридор был длинен, метров триста, так что у Быка нашлось достаточно времени, чтобы удивиться, как это он позавчера умудрился преодолеть тоннель меньше, чем за минуту, и еще Бык обстоятельно подумал, почему бы конструктору не расположить шлюзовую камеру поближе к пилотской кабине, какие к этому могли быть противопоказания и резоны… Получалось, что при швартовке грузовик подходит к стыковочному узлу бортом, чуть ли не кормой… На полпути капитан Ристалище задержался и осмотрел какие-то приборы на выступавшей в тоннель консоли, с подвешенным к ней на подозрительных суставчатых облезлых световодах монитором. 'Держит…' — удовлетворенно пробормотал капитан и продолжил движение. В носу у Быка свербело от пыли, губы обветрились от жесткого кислорода грузовика, немного побаливала голова. Дышать на грузовике было уже почти нечем.

Капитан Ристалище долго возился, устанавливая в требуемое положение фейдеры на консоли потрескавшегося от старости комплекса контроля перепада в шлюзовой камере. Бык с изумлением взирал на датчики: они показывали всего тридцать процентов герметичности внутри переходного рукава, когда капитан взялся за обмотанный веревкой штурвал наружного люка. Заметив округлившиеся глаза Маллигана, капитан хохотнул: 'Отставить травить, дитя высоких технологий! Датчики давно засорились, врут, как школьник про пубдом! Подвинься, задену.' — и стал с натугой, используя массу своего тела, вращать штурвал против часовой стрелки. Бык не поверил, но обозначавшего декомпрессию характерного шипения не было. Бык успокоился. Люк открылся, в сумраке за ним мерцали гибкие осветительные шланги. Внутренность переходного рукава напоминала внутренность шланга от пылесоса 'Сатурн'. Не отрывая рук от штурвала, капитан Ристалище сказал:

— Выходи, сынок. Капитан с судна сходит опосля всех.

Бык полез в переходник. Он находился на расстоянии полуметра от свежевыкрашенной поверхности приемного люка, ведущего непосредственно на территорию 'Братска', когда люк затрясся, в два приема с чпоканьем отвалился назад, и из ослепившего Дона дневного света выдвинулись навстречу ему две правые руки, схватили Дона за воротник и рванули.

— Явился, херловый утюжник! — услышал насмерть опешивший оперработник Аякс Маллиган торжествующий выкрик дуэтом. Маллигана перехватили двумя левыми руками за грудки, поставили перпендикулярно переходнику и, не говоря больше, чем было сказано, двумя правыми, освободившимися, кулаками, с промежутком в полторы-две миллисекунды, смазали по лицу. Так как Бык имел жесткую ось вращения (его продолжали держать за грудки), то следующие пять миллисекунд он поворачивался вокруг нее, в оконцовке застыв вниз головой — по отношению к встречавшим.

— Погоди, Карбид! — сказали вдруг в вышине. — Это не он. Ботинки не его. А где же он?

— А какая разница? — был ответ. — Одно и то же.

— А ты не прав, Карбид, — сказал первый голос. — Воздавать каждому надлежит по заслугам его!

Слушая эту зловещую галиматью, Дон приходил в себя, и не задерживаясь на точке абсолютного хладнокровия, долженствующего свойствовать профессиональному аяксу, быстро вскипал. Психотерапевтами Школы Аякс давно было подмечено: качество и эффективность реакции Школяра Маллигана на каждую данную ситуацию, впрямую зависели от наличествующей внутри ситуации социальной среды. Коротко говоря, проститутку с пистолетом Дон обезвреживал совершенно иначе, чем даму королевской крови и с королевским же образованием, с пистолетом же. В конце концов противопоказанием к службе психотерапевты эту особенность Школяра Маллигана не сочли, так как она существовала у него синхронно и коррелированно со знаменитым 'непредвзятым реагированием', и оперативное поведение Школяра Маллигана во всех предложенных ему тест-тренингах было фантастически