Семь шестью не остановить.
Кого отправить к вероломной Хель, кто напомнит ей о данном слове?.. У себя в подземном царстве она почти всесильна. Разве что послать породившего её Локи?
Отец Дружин так глубоко погрузился в раздумья, что не сразу заметил даже устремлённых на него взглядов. Асы и асиньи, валькирии и великаны — все ждали его слова.
Старый Хрофт неотрывно смотрел на быстро сужающийся круг, где бились воины Семерых. Храбро бились… но сделать уже ничего не могли, только геройски погибнуть.
И Отец Дружин не смог сдержать мрачной ухмылки, когда семь сотканных из света исполинов, качнувшись, плавно потекли вперёд — в тот самый миг, когда пал последний из сражавшихся в кольце их воинов.
Пал, не бросив оружия и не сдавшись.
Они хотят победить силами смертных, подумалось Старому Хрофту. В этом — их право на власть. За нас сражаются и умирают, и больше, чем за тебя.
Полки Семерых вдруг раздались в стороны, словно море, повинующееся своим божествам. И, словно не в силах выдержать яростное сияние, подобно нашему зрению, что не может смотреть прямо на обнажённое солнце, отхлынули и только что мнившие себя победоносными армии Хьёрварда. Отхлынули и попятились назад, давая врагу пропустить Семерых через свои ряды.
Наш черёд — Гунгнир взмыл высоко в воздух, оголовок пылал холодным серебристым огнём.
— Нет, великий Один… — едва слышно прошептала Лаувейя. — Рано… Шесть против Семи…
— Я знаю, — просто ответил он. — Но назад мы уже не повернём.
Семь светящихся исполинов сближаются, сходятся вместе. По-прежнему никакой магии, ничего, лишь неистовый режущий свет, невыносимый и нестерпимый. В нём тонут очертания человеческих фигур, они размываются и исчезают — значения, смыслы, имена. Семь столбов света — и ничего больше. Они не знают радости и горя, не ведают страстей, не дают клятв и не нарушают их, не влюбляются, не плачут, не дружат, не изменяют — они никто и ничто, просто испепеляющий свет.
Мы были искрами Его дыхания. Крошечными огоньками, взвившимися над пожирающим изначальный Хаос пожаром. А они — истинный свет, пришедший после нас.
— Один! Один! — восклицает Локи. Его клич подхватывают остальные асы и асиньи, их сверкающая кавалькада срывается с места.
— Фригг! Не следуй за мной.
— Но почему, супруг? — она обижена, не понимает. И нет времени объяснять всё как следует.
— Ты с валькириями должны будете довершить дело. Если мне не удастся одолеть этого самого Ямерта, то, во всяком случае, постараюсь, чтобы даром ему победа не далась. Вы его добьёте. Понимаешь, жена? Тебе я доверяю больше всех. Тебе и дочерям.
В её глазах слёзы, она судорожно кивает.
— Да, муж мой. Всё будет по твоей воле.
— Сурт! — оборачивается Отец Дружин к чёрному великану. — Твой черёд. Эйнхерии! Вот та битва, которую вы ждали! — бог
Огненные великаны и герои Асгарда опрокинут и без того растерянные рати Семерых, мы же, асы, должны опрокинуть их самих. Только поединок, только грудь на грудь.
Громоблистающие асы…
Боргильдово поле застонало, почти закричало от боли под ударами сотен тысяч копыт. Два потока эйнхериев мчалось, подобные серпам в руке опытного жнеца, они врежутся в полки Семерых с боков; построившись клином, шли Сурт и его огненные великаны, и на их пути вспыхивала сама земля.
По-прежнему шесть, не семь, колотилась неотвязная мысль.
Только сейчас Отец Дружин разглядел, что навстречу мчащимся асам и асиньям движется недлинная цепочка существ, высоких, закутанных в длинные светло-синие плащи созданий: созданий, не имеющих истинной плоти.
Это Старый Хрофт ощутил мгновенно, с первого взгляда. Призраки. Духи, никогда не обладавшие телом, в отличие, скажем, от душ умерших. Сгустки того, что в Асгарде называли «магией», неведомой субстанции, в равной степени дарующей и жизнь, и смерть.
Один, два, три… двенадцать.
Ровно по числу асов.
Отец Дружин кинул быстрый взгляд на Локи, и бог огня понимающие кивнул. Они хотели поединков? — они их получат!
Счастье — я понял, что это, ровно в тот миг, когда вёл асов в ту нашу первую общую атаку. Боргильдова битва кипела вокруг нас, помню, как шли эйнхерии, как Сурт жёг всё вокруг себя, ещё даже не столкнувшись с врагом, но я видел лишь дюжину духов, посланных Семерыми нам навстречу, словно в насмешку.
Теперь я понимаю, что это была насмешка. Спасибо Хедину, научил. Я стал видеть злую издёвку в том, что тогда, в пылу сражения, мне казалось лишь ещё одним препятствием, что надо сломать и сокрушить, прежде чем доберёшься до главного врага.
Но тогда, в те мгновения перед сшибкой, я был счастлив. Весь Асгард шёл за мною, мы побеждали, и Семеро уже не казались неведомыми исполинами — мы убиваем их слуг, значит, убьём и их, а цена не имеет значения.
Теперь, когда Хедин и Ракот правят в Упорядоченном, я, покинув Обетованное, ищу смысл и цель. Страшное одиночество всё чаще охватывает меня, и теперь, когда не осталось мщения, я всё чаще вспоминаю всех, кто вышел со мной на Боргильдово поле — и то, как посмеялись над нами Молодые Боги.
Но в тот миг они для нас по-прежнему оставались неведомыми Семерыми.
Двенадцать духов, облачённых в развевающиеся светло-синие, словно вылинявшие, плащи, неспешно плыли навстречу мчавшимся асам. Рыжебородый Тор, чья запряжённая двумя козлами колесница на миг опередила всех, даже восьминогого Слейпнира, привстал, широко размахнулся — и могучий Мьёлльнир со свистом устремился прямо в голову ближайшего из призраков.
Капюшон плаща откинулся, открылось серое лицо с тёмными провалами глазниц, словно у давно пролежавшего в могиле черепа. Безгубый рот растянулся в усмешке — неотразимый молот, сразивший несчётных гримтурсенов, пронёсся насквозь, не причинив духу ни малейшего вреда.
Описав дугу, Мьёлльнир послушно вернулся в руку хозяина; обескураженный Тор застыл с
