Сегодняшний день — это день Хоуп. И мамы. Не мой день. И у меня нет ни малейшего намерения превращать его в день мини-драмы Фейт и Фрэнка.

Но с каждой секундой без Фрэнка мне становится все хуже. Я знаю, что надо выдумать уважительную причину, объясняющую, почему Фрэнк вдруг решил собрать свои вещи и уехать, но я не могу. Хотя с этим у меня никогда не бывало сложностей. Внезапно моя способность выдумывать всякую чушь меня оставила.

И я знаю почему.

Из-за Фрэнка.

Я его люблю. Безумно. Когда он со мной, я счастлива. Я та, которая на самом деле, а не выдуманная для мамы. В этом все дело. Причина, по которой я все время врала маме не в том, что ей не понравилась бы правда, а в том, что правда не понравилась бы мне.

Фрэнк дал мне почувствовать, что быть самой собой это не только иметь работу или не иметь ее. Что то, где я работаю, не делает меня хуже или лучше, как и то, сколько я зарабатываю.

Я поняла, что любовь не связана с карьерой. Фрэнку тридцать лет. Он готовится получить степень доктора по альтернативным вселенным. Шансов найти хорошую работу у него меньше, чем у кого бы то ни было.

Но я все равно его люблю.

Он помог мне увидеть вещи в их настоящем свете. И даже сейчас, уйдя, он все прояснил.

Я сделала ошибку.

Но есть время, чтобы перехватить его. Я выбегаю из комнаты, несусь по коридору, вниз по лестнице на улицу, дальше на покрытый гравием подъездной путь.

Я ищу глазами его машину, но ее нет. — Фрэнк! — кричу я. — Фрэнк! И я возвращаюсь в отель.

Кругом люди. Пьяный смех. Старомодная музыка. Танцующие дядечки.

Шаря глазами поверх столов, я нахожу маму, брата и Ли и иду прямо к ним.

— Мне нужна твоя машина, — говорю я брату.

— Сестренка, дорогая, — говорит он мне.

— Мне нужна твоя машина.

— Ты не умеешь водить машину, — напоминает он мне.

— Тогда мне нужно, чтобы ты отвез меня кое-куда.

— Я не в форме, — отвечает он. И как бы в доказательство подбрасывает в воздух оливку и пытается поймать ее ртом. Она падает ему на щеку.

— Ах, Марк, веди себя прилично, — говорит мама. Я смотрю на маму, но вижу, что и она переусердствовала с шампанским.

— Фейт, все в порядке? — по ее тону я понимаю, что она скорее рассержена, чем озабочена.

— Да, я… — нет, Фейт, все далеко не в порядке. Я оглядываю зал в попытках найти хоть кого-то, кто смог бы вести машину. Но никто из собравшихся не способен даже самостоятельно завязать шнурки на ботинках.

— Нет, мам, — говорю я. — Вообще-то в данный момент не все в порядке. Знаешь, мне и в самом деле надо кое-что тебе сказать.

— Это об Эдаме? — спрашивает она.

— Да, мам. О нем.

— Ты же не… вы не… вы же с ним не занимаетесь свободной любовью?

Надежды нет.

— Нет, мам, не занимаемся.

— Я видела передачу об этом на прошлой неделе.

— Даю слово, мы с ним не занимаемся свободной любовью.

— Отлично, — говорит она, успокоенная, — потому что это негигиенично.

— Мама, пожалуйста, послушай меня. Хоть секундочку.

Я смотрю на Марка и на его Ли и осознаю, что эту потрясающую новость я собираюсь сказать не только ей.

Я сглатываю.

— Мам, Эдам не тот, кем ты его считаешь.

— Правда? — говорит она не совсем внятно. — А знаешь, я это знала. С самого первого раза, как увидела его, я это знала.

— Знала?

— Ну конечно. Ты меня не обманешь.

— Не обману?

— Конечно, не обманешь, — говорит она, стараясь выпить вина из пустого бокала. — Не сможешь. Это же очевидно.

— Ты знала?

— Конечно, по его лицу все было видно. По линии волос. Так как же его звали раньше?

— Раньше?

— Дай-ка я догадаюсь, — ее палец задумчиво гладит подбородок. — Эриена? Эдель? Тепло? Или горячо?

— Мама, ты о чем? — и тут я все понимаю. — Мам он не менял пол.

— О, — говорит мама, несколько ошарашено.

Тогда что он сделал?

— Он ничего не сделал.

— Тогда что ты хочешь сказать?

— То, что он не тот, кем ты его считаешь. Он — Фрэнк[5].

Я смотрю на брата, который, похоже, схватывает все быстрее.

— Ну что же, очень хорошо, что он откровенно обо всем говорит, — замечает мама.

О Господи!

— Его имя Фрэнк, а не Эдам, — мама начинает что-то понимать, поэтому я продолжаю: — А Эдам никогда не существовал. Вообще-то был один, но уже потом. Эдам — это моя выдумка.

— Я не…

— Я знаю, прости. Я поступила ужасно, но ты должна понять, я это сделала потому, что я… потому что я хотела, чтобы ты была счастлива. Хотела, чтобы ты гордилась мной, — все верно, вот здесь мне и надо остановиться, если уж на то пошло. Довольно признаний для торжественного свадебного дня. Но остановиться я не могу. Я как будто выпустила наружу фонтан правды или что-то в этом роде. Как будто единственное, что сейчас имеет значение, — это Фрэнк и то, как я его предала. И себя тоже. — И я врала тебе о своей работе. Я никогда не работала в агентстве по связям с общественностью. Я была продавщицей косметики. Я работала за прилавком фирмы «Китс косметикс». А сейчас я безработная. Потому что… потому что… — ладно, не все секреты стоит выдавать, — …потому что так получилось. А Фрэнк — не адвокат. Он скоро получит степень доктора и будет исследовать возможность существования альтернативных вселенных. А это значит, что он такой же неустроенный в жизни, как и я.

Мама в шоке. И это еще слабо сказано. Вы видели фотографии, снятые в тематических парках, где вас запечатлели в тот момент, когда вы собирались пройти по бревну над ущельем с потоком внизу или спуститься по отвесному склону на горных роликовых лыжах, и рот у вас широко открыт, а волосы стоят торчком, и вы выглядите так, как будто вас вот-вот стошнит? Вот так выглядит сейчас моя мама. И я виновата в этом! Боже мой, какая же я идиотка! И все это на свадьбе родной сестры.

Но в тот самый момент, когда я чуть не падаю в обморок от собственной смелости, мой брат, несмотря на протесты Ли, выступает вперед и говорит:

— Ли — не просто мой сосед по квартире, — говорит он, глядя прямо маме в глаза. — Он — мой сексуальный партнер. Я гей.

Она сбита с толку.

— Мама, я гей.

Бог — большой поклонник комедий положений. В тот момент, когда мой брат раскрывает страшную тайну своей сексуальной ориентации, хранимую им в течение тридцати лет, именно в этот момент ди-джей