нему, Иисус сказал: Симон! Я имею нечто сказать тебе. Он говорит: скажи, Учитель. Иисус сказал: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят, но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его?

            - Что тут сложного? Конечно же, тот, кому он простил больше! – впервые за долгое время нарушая молчание, удивился Клодий.

            - Вот так же приблизительно ответил и Симон, - кивнул Альбин. – И Господь сказал ему, что правильно он рассудил. «И, обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла; ты целования мне не дал, а она, с тех пор как я пришел, не перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал, а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит».

            Альбин сам немного помолчал и добавил:

            - Вот видишь, есть надежда всем кающимся грешникам. Но имеется и одно важное условие для прощения грехов.

            - Какое? – глухо спросил Клодий, и Альбин ответил:

            - Чтобы тебе отпустил их Господь, ты сначала сам должен спасти всех. Ибо Он сказал: «Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте и прощены будете…» И более того, прямо сказал: «Когда ты идешь с соперником своим к начальству, то на дороге постарайся освободиться от него, чтобы он не привел тебя к судье, а судья не отдал тебя истязателю, а истязатель не вверг тебя в темницу. Сказываю тебе: не выйдешь оттуда, пока не отдашь и последнего кодранта!»

            - Стой! - услышав это, неожиданно приказал вознице Клодий.

            - Что с тобой? – вопросительно посмотрел на него Альбин.

            - Кажется… у меня есть такой должник! – медленно проговорил тот и уже уверенно добавил: - Я оставил его в Пафосе!»

            - Ты имеешь в виду келевста?

            - Да! - кивнул Клодий и попросил: - Слушай, Альбин, возьми сколько угодно денег, купи, не торгуясь, самую быструю повозку, которая нам сейчас встретится – морем тебе туда все равно не прорваться – и мчи на ней в Пафос! Передай градоначальнику – он меня хорошо знает и немало должен мне, чтобы выпустил из тюрьмы келевста!

            - А дальше? – уточнил Альбин.

            - Что дальше? Скажи ему, что я прощаю его. И пусть едет, то есть плывет на все четыре стороны!

4

            Днем Александру удалось взять интервью, и оставшуюся часть работы он взял на дом.

            Но браться за нее не торопился. И не только потому, что не хотелось.

            Поужинав и прочитав с Верой вечернее правило, он не стал расставаться с молитвословом, а к радости хозяйки, перелистнул несколько страниц вперед, зажег толстую восковую свечу, выключил свет и, неожиданно проникновенным тоном помолившись «Помилуй мя, Боже, помилуй мя!», совсем иным, чем обычно – с большим чувством – голосом принялся читать:

            «Ны?не приступи?х аз гре?шный и обремене?нный к Тебе?, Влады?це и Бо?гу моему; не сме?ю же взира?ти на небо, то?кмо молю?ся, глаго?ля: да?ждь ми, Го?споди, ум, да пла?чуся дел моих го?рько!»

            Вера с удивлением посмотрела на Александра, но, понимая, что сейчас у него ничего нельзя спрашивать, промолчала. Крестясь каждый раз, когда тот, горестно упрашивая, повторял: «Поми?луй мя, Бо?же, поми?луй, мя!» и уже светло, радостно восклицал: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь', она, затаив дыхание, слушала:

            «О, го?ре мне гре?шному! Па?че всех челове?к окая?нен есмь, покая?ния несть во мне; да?ждь ми, Го?споди, сле?зы, да пла?чуся дел мои?х го?рько!»

            Александр читал, плача одним только голосом, а слезы появились на глазах у Веры…

            И еще, не