- Да? - с готовностью повернулся к ней тот.

            - Я знаю, что ты все уже знаешь! – без всякой подготовки сказала она и, видя, что Александр не отвечает, с родившимся вдруг подозрением посмотрела на него: - А может быть – знал?

            - Знал, - тоже без всяких уверток признался Александр.

            - Ну и что ты теперь будешь делать? – с горькой усмешкой посмотрела на него Вера. - Жалеть? Утешать? Тогда заранее предупреждаю: это не для меня. Не на такую напал. Я… буду жить!

            - Конечно, будешь! – выдержав этот первый натиск, спокойно подтвердил Александр. – И сейчас, и потом.

            - Ну, про это потом ты уже много рассказал мне. Это было, действительно, убедительно и красиво. Но мы ведь тогда молчали о главном - о том, что это касается лично меня, что я уже стою на самом пороге этой самой Вечности!

            - И зря молчали!

            - Да как я могла тебе все сказать? Ведь рак – это так страшно! – простонала Вера. - Многие люди просто шарахаются не то, что от больных раком, но даже от одного упоминания о нем!

            - Они поступают так, потому что не знают главного, - возразил Александр.

            - А ты, стало быть, знаешь?

            - Представь себе, да!

            Александр жестом остановил Веру, которая хотела уже сказать что-то с иронией, и принялся объяснять:

            - С обычной, земной человеческой точки зрения, страшнее рака трудно что-то найти. Хотя, справедливости ради, замечу, что, согласно статистике, рак занимает третье место по смертности. От сердечных болезней и в авариях погибает гораздо большее количество людей. О чем тебе и врач вчера… то есть трое суток назад подтвердил. Но если взглянуть на эту болезнь с духовной точки зрения, то это – величайшее благо, более того – величайшая милость Божия!

            - Что? – думая, что ослышалась, переспросила ошеломленная Вера. – Что-что?!

            - То, что ты слышала. И готов повторить это еще.

            - Если бы ты это говорил во время приступа, то тот же врач просто увез бы тебя в психбольницу! – забывшись, воскликнула Вера, и когда забивший ее кашель прошел, чуть слышно спросила: - Ты хоть сам веришь в то, что говоришь?

            - Да, - уверенно ответил Александр. - Потому что доверяю тем источникам, из которых мне это известно.

            - И все равно ты говоришь так, потому что все это не с самим тобой! Все твои доказательства – только теория! – упрямо сопротивлялась Вера. - А я на практике прошла все ступени, или как говорит медицина, степени этого земного ада!

            Теперь уже она жестом остановила попытавшегося возразить Александра и с горечью стала рассказывать:

            - Поначалу самое страшное было по утрам. Во сне еще ничего – забываешься. А как проснешься - первым делом вспоминаешь то неминуемо-страшное, что навалилось на тебя. От чего ни убежать, ни уснуть, ни избавиться… Он самого кошмарного сна еще можно проснуться. А вот от яви… И еще постоянная обида: «За что это и почему именно – мне?» Обида на судьбу – я ведь не знала тогда Бога. Незаслуженная на соседей и всех прохожих под окнами – потому что они здоровые, а я смертельно больная. И заслуженная - на подруг, которым я, порой лишая себя многого, столько всего сделала, а они, то ли боясь заразиться, то ли не видя уже от меня никакой выгоды, бросили меня умирать одну. А главное – на сестру, ради воспитания и обучения которой я стольким пожертвовала, что так и осталась без семьи…

            Вера замолчала, очевидно, вспоминая самое страшное время каждого дня - утро, и что было потом по вечерам и ночами.

            Воспользовавшись этим, Александр тихо сказал, переводя разговор в нужное ему русло:

            - Святые отцы говорят: здоровье – это дар Божий!

            - Вот видишь!  - с упреком сказала Вера.