харчевню двигаем. А завтра поутру и пойдем, как обещал.
Вьюнош пожал плечами, подхватил с земли мешок, и они стали пробираться меж торговых рядов к выходу. Дашка незаметно пристроилась следом.
Всю ночь она просидела напротив харчевни, не сводя глаз с входа. Перед этим, чтоб опять не упустить их, незаметно прошла в харчевню. Села около входа, стрельнула глазом окрест себя, выискивая, нет ли где другого выхода. Удостоверившись, что выйти они смогут только там, где вошли, покинула харчевню и устроилась напротив.
Долго ждала, считай, всю ночь глаз не сомкнула. Уже к утру так спать захотелось, что сил никаких нет. Дашка вышла из своего укрытия, сполоснула лицо в лужице и опять скрылась в тени навеса. Только когда уже совсем рассвело и народ стал просыпаться, спеша каждый по своим делам, да заголосили ранние торговцы, дождалась наконец.
Они вывалились из харчевни неожиданно, и сон вмиг пропал. Рожи у обоих были помятые — видно, так и просидели всю ночь за столом, угощаясь вином. Немного постояли и двинулись в сторону городских ворот. Дашка привычно пристроилась в десяти шагах за спиной. Минули ворота и по дороге, ведущей в сторону окрестных сел, стали удаляться от Борисова. Дашка шла, особо не таясь, благо народу вокруг было еще много. Одного боялась — как бы не затерялись в такой толпе. Оттого и приблизилась так, что временами слышала тяжелое дыхание ватажника.
Прошли чуть более версты и свернули на едва приметную тропку. Народ остался позади, а вместе с ним и шум, и гомон. Дашка юркнула за деревья и кралась следом, словно рысь. Ватажники шли, не оглядываясь, — видно и не думали, что кто-то за ними следить будет. Еще через малое время потянулись знакомые места. Дашка вспомнила, что уже шла здесь, когда следила за холопом харчевника Остапа. Догадалась, что ватажники идут к тому месту, где она уже бывала однажды. Это и к лучшему, значит, не заплутает.
Вот наконец и поляна знакомая. Дашка притаилась за холмиком, осторожно выглянула. Увидела, как ватажники остановились посередке, вьюнош скинул с плеча мешок, утер пот.
— Пришли что ль?
— Притопали! — Ватажник оглянулся вокруг, как будто сейчас вспомнив, что надо быть осторожным. Взялся рукой за куст, потянул в сторону. Дашка видела, как вьюнош открыл рот от удивления, увидев тайный лаз. Улыбнулась.
— Здесь что ли?
— Здесь, паря, здесь. Ты подожди, чуток, а я вниз спущусь. Потом и тебя кликну.
— А… Рогнеда где?
— Да тама, где ей еще-то быть? Жди, сказал! — И исчез под землей.
Но вскоре появился вновь. Дашка, увидев озабоченное лицо ватажника, напряглась и сама, почувствовав недоброе. Но потом расслабилась, угадав причину недовольства ватажника.
— Ничего не понимаю… — Тот потер бороду. — Нет там никого.
— Как — нет? — воскликнул молодой. — Ты куда меня привел?
— Куда сказано было, туда и привел.
— А где ж тогда все?
— Да откуда я знаю — где!!! — заорал ватажник. — Чего ты ко мне пристал? Сказано же было уже! Тута они все сидели, в яме этой!!! — ватажник орал, наступая на молодого. — Атаман с Молчуном, да девка твоя с ними. Ясно?! Потом меня Кистень в город послал — за тобой, значит. А сейчас их нету!!!
— И где ж они все?
— Бес их знает! Ушли отчего-то. Может, спугнул кто, а, может, еще чего приключилось.
— А где их теперь искать? Рогнеда где, я спрашиваю?
— Ты мне надоел!!! — взвился ватажник, подскочил к молодому, выпростал руку и ударил в челюсть. Ульян вскрикнул, покатился кубарем по земле. Ватажник подскочил, пару раз пнул ногой, навис над вьюношем, словно скала. — Еще раз слово вякнешь, освежую, как барана! Замолчь!!! Лежи, чтоб и не слышно тебя было, а я думать буду.
— Да понял я, понял… — Молодой вытер с лица кровь. — Чего кулаками-то машешь?
— Я тебе что сказал?
Молодой замолчал и от греха отодвинулся подальше от разгневанного ватажника. А тот принялся мерить шагами поляну, бормоча под нос проклятья.
Митрий и вправду не понимал, что происходит. Сказано же было ему Кистенем: привести Ульяна в лес. Он и привел. Что опоздал чуток, так мало ли что в дороге произойти могло, не на прогулку ведь отправился. Пришел, а их нетуть. Исчезли, испарилися, и где их теперь искать, один леший ведает. Вот незадача… Этот еще лезет с расспросами своими дурацкими. И так башка трещит хуже некуда. Сейчас бы кваску хмельного, да такого, чтоб зубы ломило… Э-эх… Нет, а что делать-то?
Так ничего и не придумав, Митрий дошел до края поляны. Постоял немного и только хотел повернуть обратно, как вдруг прям напротив, словно из-под земли появился человек, одетый во все черное и с талией, как у девицы. Если бы не мужская одежда, то Митрий подумал бы, что девка перед ним, а не юноша. И двигался, словно кошка, быстро и бесшумно лавируя среди кустов — так, что ни один лист не шелохнулся. Миг, и он уже стоял перед Митрием, снизу вверх заглядывая серыми глазами в заросшее лицо ватажника.
— Здрав будь, мил человек.
— Ты кто? — От неожиданности Митрий попятился.
— Странник я, — проговорил незнакомец. — Хожу, брожу по белу свету, людей от разных недугов излечиваю. Где какая хворь приключится, я тут как тут. Меня и звать не надо, сам являюсь, без зова.
— Ты что, блаженный что ли? Али юродивый, что возле церкви подъедаются? — Митрий не понял ни слова из того, что сказал незнакомец, а только сморщился, как от зубной боли. — Несешь всякую околесицу, слушать невмоготу… Ты толком говори, откуда здесь взялся.
— Так я и говорю, что лечить тебя пришел.
— Нет, ну точно блаженный! — Митрий оглянулся на Ульяна, который замер, прислушиваясь к разговору. Его тоже удивило и напутало появление незнакомца. — Несет всякую чушь несусветную… Пошел вон!!! Нету у меня ничего! Сами голодаем, не видишь, исхудали как?
— Вижу. — Спорить странник не стал, только взгляд вперил в Митрия, отчего тот сразу покрылся потом. — То — хворь тебя гложет. Хворь старинная, с давних времен еще известная. Прозывается она в народе пьянство, да воровство, да душегубство. По-простому если сказать-тать ты. Из проклятого в народе племени… Вот от этого недуга и пришел излечивать тебя.
— Ах ты, букашка!!! Да я тебя сейчас!!! — Митрий скинул оцепенение, отпрыгнул, намереваясь проткнуть этого юродивого ножом. Взмахнул рукой, но клинок рассек пустоту. Незнакомец почему-то оказался не напротив, где был ранее, а уже за спиной. Стоял и улыбался. И от этой улыбки Митрию почему-то стало не по себе.
Затем случилось непонятное. Внутрях у Митрия что-то лопнуло, и все его существо вмиг наполнилось болью. Он переломился пополам, выплевывая изо рта кровь, и с удивлением заметил, как из ослабевших рук выпал ножик, а потом навстречу взору, все более убыстряясь, понеслась зеленая трава. Последнее, что увидел Митрий в этой жизни, были сапоги незнакомца с загнутыми вверх носами.
Дашка наклонилась над ватажником, дотронулась до шеи. Нащупала жилку, по которой течет жизнь, и не ощутила под пальцами ничего.
— Мертв, — произнесла, разгибаясь. Всмотревшись в бородатое лицо, прошептала: — Прости меня, Боже, но он заслуживал смерти. Душегубством жил и помер, как собака.
Отошла от ватажника, поискала глазами еще одного, молодого. Ульян сидел, забившись под ель, и молился, ожидая смерти от этого, непонятно откуда взявшегося человека. Все произошло настолько быстро, что он и не понял ничего. Вроде, только стоял Митрий, а уже валяется в траве, харкая кровью. И его такая же участь ждет, не иначе. Господи, и зачем поперся в этот лес?!
Дашка подошла к Ульяну, присела перед ним на корточки. Ульян наконец совладал со страхом, вскинул взор.
— Ты меня тоже, как и его? — кивнул на мертвого Митрия.
— Зачем? — Дашка покачала головой. По глазам Ульяна поняла, что душа юнца наполнилась страхом.