она пишет, не слишком-то романтично, скорее зловеще, а вот в «Джейн Эйр» очень счастливая концовка, которую многие находят весьма радостной. Но я сдержалась и отправилась в дальний угол магазина за экземпляром «Французова ручья», самой откровенно романтичной книги Дюморье, и, когда возвратилась, женщина сказала:

— Благодарю вас, дорогая, похоже, вы нашли именно то, что доктор прописал.

Более или менее довольная собой, я предалась размышлениям о том, смогу ли в итоге стать вполне компетентным продавцом книг. И тогда я увидела, как в магазин входит Рейчел. Не думаю, что она ожидала увидеть меня здесь, потому что была удивлена не меньше, чем я; ее щеки покраснели, она приложила ладонь ко лбу, словно проверяла, не знобит ли ее, не поднялась ли температура. И когда наши взоры встретились, я внезапно догадалась, что она пришла от Пола, из их дома, и что они говорили обо мне. Но возможно, я просто была по-детски сосредоточена на себе самой: у них были и более интересные темы для разговора, а может быть, они и не виделись и весь этот эпизод оказался простым совпадением. Так или иначе, эта мысль засела у меня в голове и не желала уходить.

— Здравствуйте! — обратилась я к Рейчел: магазин был не столь велик, чтобы можно было притвориться, будто мы не видим друг друга. — Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Она подняла бровь, словно стараясь вновь обрести присущее ей спокойствие и самообладание.

— Не знаю. А вы можете мне помочь?

И тут вдруг я почувствовала невероятное раздражение.

— Рейчел, зачем вы меня разыгрываете? Не надо мной манипулировать.

Я сама удивилась своим словам: они прозвучали как одно из самых смелых, даже дерзких заявлений, когда-либо мною сделанных. Я ощутила в сказанном нотки патетики, но ведь надо же мне было с чего-то начать:

— Полагаю, вы уже слышали, что мы с Полом расстаемся. Не удивлюсь, если вы были сейчас в его доме и говорили с ним обо мне. Наверно, я представляюсь вам проблемой, от которой следует избавиться.

— Это вовсе не так, — сказала она.

— А как? — спросила я, сжав руки, чтобы унять их дрожь.

— Вы хотите поговорить со мной? — спросила она, но я сказала, что нахожусь на работе и такой разговор неуместен. — Неуместен, потому что вы на работе или из-за того, что мой бывший муж — теперь ваш бывший муж? — спросила она улыбнувшись.

И такое очарование, такой соблазн были в этой улыбке, что мне захотелось рассмеяться и вновь оказаться обольщенной ею, хотя еще минуту назад я ее ненавидела. Но я не поддалась этому искушению, потому что понимала: если уступлю чарам Рейчел, вновь вернусь на исходную позицию и попаду в безнадежную ситуацию, когда играешь по чужим, а не по собственным правилам. Не то чтобы они у меня были, но все-таки…

— И что же? — спросила Рейчел, слегка касаясь рукой моей щеки.

— Я вас просто не понимаю, — сказала я; фраза вышла довольно неуклюжей, но я была в смятении. — Не могу взять в толк, зачем вы втянули меня в кражу бумаг Симингтона из дома Бронте.

— Мне казалось, они вас интересуют, — сказала она, убрав руку.

— Конечно интересуют, но потом вы исчезли. Таким образом я стала соучастницей вашего преступления, но не извлекла из этого никакой выгоды.

— Вы меня удивляете, — сказала она. — Я думала, вы проявите большую предприимчивость и последуете за мной.

— Дело в том, что я не желаю следовать за вами. Плохо уже то, что я унаследовала у вас Пола. Не хочу гнаться за вами в поисках каких-то старых рукописей. Кстати, вы нашли то, что искали? Тетрадь стихотворений Эмили Бронте?

— Хонресфельдскую тетрадь, — сказала она с задумчивым видом. — Она упоминается в очень интересном контексте. В тех бумагах, что я позаимствовала из дома-музея Бронте.

— Позаимствовала?! — воскликнула я. — Могу вообразить, как объяснил бы свои кражи Симингтон: «Позаимствовал с целью научного исследования…»

— Не будьте таким несносным ребенком, — сказала Рейчел. — Я вернула на место досье Симингтона в тот же день, так что никто и не заметил его отсутствия. Кстати, вас, наверно, заинтересует, что Симингтон был последним, кто видел хонресфельдскую тетрадь? Он взял ее из коллекции Лоу предположительно для того, чтобы сделать факсимильные копии для издания «Шекспир-хед». Симингтон упоминал об этом в нескольких письмах тридцатых годов, а затем тетрадь исчезла из поля зрения. Сэр Альфред Лоу умер, не оставив детей, в тридцать девятом году, и никто не знает, что стало с его коллекцией: была она продана и досталась по частям другим собирателям или передана представителям какой-то иной семейной ветви. Но какой бы ни была судьба коллекции Лоу, тетрадь Эмили так нигде и не всплыла, и я утратила надежду выяснить, что сделал с ней Симингтон. Во всяком случае, в коллекцию Лоу он ее не вернул…

Ее рассказ все больше интересовал меня, вопреки данному самой себе зароку не поддаваться ее очарованию.

— Я и раньше знала, что Симингтон забрал тетрадь Эмили, — сказала я, не желая, чтобы Рейчел думала, будто она обнаружила что-то для меня новое. — Но не продал ли он ее Дафне Дюморье наряду с прочими рукописями?

— Я и сама хотела бы это знать, — сказала Рейчел. — Очень жаль, что вы не сказали мне о своем намерении совершить экспедицию в Менабилли. Мы могли бы поехать вместе и разузнать гораздо больше…

Услышав это, я вновь рассердилась: значит, Пол сказал ей, что мы ездили в Корнуолл месяц назад, и они действительно говорили обо мне. Да, понимаю, это какие-то детские обиды: я сама должна была рассказать Полу о наших с Рейчел встречах, нельзя было допустить, чтобы он узнал это от нее, а не от меня.

— Рейчел, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, — вы ведь не верите, что мы могли бы найти пропавшую рукопись Бронте в Менабилли? Дафна выехала из этого дома в шестьдесят девятом году.

Рейчел нетерпеливо прищелкнула языком и сказала:

— Я знаю, что она покинула Менабилли, но она переехала в Килмарт, ниже по дороге, и, возможно, кто-нибудь помнит, что стало с ее библиотекой. Оставила она ее своей семье или продала?

— Известно, что, когда ее вынудили уехать из Менабилли, она устроила гигантский костер из бумаг, — медленно проговорила я. — Мне всегда казалось, что это своего рода воспроизведение концовки «Ребекки», когда миссис Дэнверс поджигает дом или то же самое делает миссис Рочестер в «Джейн Эйр»…

— Но вы, конечно, не можете предположить, что Дафна Дюморье сожгла бесценную рукопись Бронте?

— Не могу. Однако не удивлюсь, если отсутствует несколько писем, полученных ею от Симингтона. Иногда я спрашиваю себя, не сожгла ли она их.

— Зачем? Какой в этом смысл, если другие его письма она сохранила? Кстати, мне по-прежнему хочется их прочесть.

— Уверена, что вы их прочтете. Полагаю, они нужны вам для новой книги?

— По правде сказать, да. Я собираюсь посвятить ее вам.

— С какой стати?

— Мне нравится мысль о скандале, который это вызовет в научных кругах. К тому же это кажется мне вполне уместным. Вы знаете, как я интересуюсь изучением литературных влияний: что перешло от Бронте к Дюморье, как влияют друг на друга женщины.

— Боюсь, я этого не знаю.

— Нет, знаете, — сказала Рейчел. — Вы просто еще не осознали этого.

А потом она нацарапала номер своего телефона на клочке бумаги. Я заметила, что номер лондонский, а не американский.

— Не пропадайте, — бросила она через плечо, выходя из магазина, — и не забудьте сообщить мне