Наджие заковыляла на своих тоненьких ножках к стойке и вскоре возвратилась с бутылкой красного вина.

– А куда девалась девица из бара?

– Она вышла замуж.

– Ого! Недаром говорится: «Отрава не лечит, а шлюха не помнит».

– Так что же, по-твоему, ей оставалось делать? Не ложиться же в могилу вместе с Мазхаром?

– Погодите, а куда делся Халдун?

– Он учится в университете, скоро станет доктором.

– Доктором? – вытаращила глаза Наджие. – О-о-о! Слава аллаху!

Нихату уже начал надоедать этот разговор. Он стал смотреть по сторонам. Кое-где на грязных стенах болтались дешёвенькие олеографии, которые много лет назад Рыза повесил своими руками. Они выцвели и потемнели. Столы, табуреты, стойка – всё было старым и ветхим. У стойки толпились завсегдатаи. Это были строители – их легко было узнать по одежде, перепачканной известью и краской; заводской люд в синих комбинезонах; мелкие крикливые чиновники; какие-то забулдыги в широченных брюках клеш, немилосердно коверкавшие слова.

Казалось просто невероятным, что такое запущенное питейное заведение ещё сохранялось в городе. В новых кварталах давно открылись современные увеселительные заведения. Их было даже слишком много для такого города. Однако немало людей предпочитали этот убогий кабачок. Пожилым он напоминал о былых днях, а любителей богемы влекла сюда старина.

Когда Нихат-бей и его приятель принялись за вторую бутылку, в кабачке было уже полным-полно. Он гудел, словно улей. Несколько человек собрались вокруг грубо намалёванной картины и затеяли громкий спор.

Огромный широкоплечий старик с пушистыми усами, опрокинувший уже, наверно, не один стакан вина, сильно куражился.

– Кто, по-вашему, сбросил греков в Сакарью? – шумел он. – Мы сбросили. А в Измире кто столкнул врага прямо в море? Опять-таки мы![21]

– Подумаешь – «сбросили», «столкнули»! Если понадобится, так и мы сбросим! – запальчиво сказал молодой парень лет двадцати.

Тут все зашумели разом.

– Мы люди старого закала. Мы едали…

– …хлеб, который был выращен ещё при султане Абдул-Хамиде, – съязвил парень.

– А ты как думал?

– Я думаю, – закричал парень, тыча пальцем в картину, – что этот беглец тоже из вашего поколения!

Нихат-бей заинтересовался и подошёл поближе. Картина изображала вступление последнего султана Мехмета VI на английский крейсер.

– Но и этот из нашего! – рассвирепел старик.

Все повернулись к другой картине, под которой виднелась подпись: «Великий избавитель». Художник запечатлел на ней один из самых волнующих эпизодов Освободительной войны: передачу пленённым главнокомандующим греческой армии своего личного кортика в руки Мустафы Кемаля-паши.

– Ты его не присваивай, он наш отец! – не уступал молодой парень.

– Правильно! Но он – моё поколение!

– Согласен – телом он был с вами, но дух его принадлежит молодым!

Стены кабачка дрогнули от взрыва смеха. Зазвенели поднятые стаканы, и наступил мир. Но по всему было видно, что старику хотелось ещё поговорить. Утерев кулаком свои усы, он сказал:

– Мы не видели вас в деле, не испытали – сможет ваше поколение выстоять или нет. А мы выстояли в тяжёлые дни! Бывали такие минуты – не приведи аллах ещё раз пережить! Иной раз сами смерти искали.

Он подтолкнул локтем сморщенного соседа старичка.

– Расскажи им, Хамза, как мы копались в лошадином дерьме!

Хамза покачал головой.

– Да… Было дело…

– А какого же чёрта вы лезли в навоз-то? – спросил молодой спорщик.

– Жрать было нечего – вот и лезли! Армия наша разваливалась, с голоду подыхали. Шарь сколько хочешь – нигде ни крошки. Только и оставалось ждать, когда лошадь хвост поднимет. Тут мы сразу набрасывались. Выгребешь несколько зёрен, зажмёшь в кулак, прополощешь в воде – и в рот!

– А потом и этого не стало, – сказал сморщенный старичок. – Тогда мы поели и лошадей и мулов.

– Но и их скоро прикончили. Тогда черёд дошёл до упряжки. Всё поели – кожу с сёдел, уздечки, постромки! Чарыки[22] и те съели.

– Вам бы только и жрать дерьмо, рогоносцы! – послышался грубый возглас.

Все повернули голову – это крикнула хозяйка заведения, кабатчица Наджие.

– О аллах! Каждый день одно и то же. Постеснялись бы хоть порядочных людей. В кои веки заглянули к нам…

– Оставь, Наджие-ханым, пусть люди беседуют. Они нам ничуть не помешают, – сказал Нихат.

– Каждый день одно и то же, бей-эфенди! – сетовала Наджие, подходя к их столику. – Нажрутся вина и давай похваляться! Да плевать мне на их геройство! Развезло – и шли бы домой…

Гости молчали. Наджие решила, что надо отвлечь их разговором, и подсела к столу.

– Значит, вы так-таки ничего и не слыхали о Назан-ханым? – обратилась она к Нихат-бею.

– Нет. Когда мы приехали, её уже здесь не было.

– Знаю, знаю. Горемычная она была женщина. Вы же видели, какая у неё была свекровь. Сколько горя она принесла бедняжке! Сущая ведьма эта Хаджер-ханым! Выжила невестку из дому – наврала там что-то такое про амулет, а потом сама же у меня просила: «Достань заговорённый амулет». Вот чёртова старуха! Я, конечно, и не подумала ей доставать – вот она со мной и поссорилась. Ну, аллах воздал ей по заслугам за все злодеяния.

Нихат не поддерживал разговора, и Наджие в конце концов пришлось замолчать.

Друзья поднялись. На улице стало немного прохладней, хотя всё ещё чувствовалась духота знойного дня.

– Эх, была не была, – сказал Нихат, – пойдём-ка на берег моря.

– Вот идея! Там есть отличный бар. Ну, как?

Нихата не пришлось долго упрашивать.

Они сели в первое попавшееся такси и помчались к морю.

Халдун закончил медицинский факультет, отслужил положенный срок в армии, прошёл специализацию и возвратился в родной город.

Для Нермин ожидание жениха тянулось бесконечно долго. И он и она страстно стремились друг к другу. Однако, хотя они и были теперь очень близки, Халдун всегда держался в определённых границах. Что касается Нермин, то она вовсе не была убеждена, что следует подражать провинциальным девицам и непременно дожидаться брачной ночи.

Но всё шло так, как хотел Халдун. Он решил отпраздновать свадьбу, как только закончатся работы по оборудованию его врачебного кабинета. Нихат-бей приобрёл для него помещение на бойком месте – возле самого рынка, выложив немалую сумму. Примерно ещё столько же потребовало переоборудование. И вот прекрасный врачебный кабинет, о котором мечтал Халдун, был почти готов.

Всё это стоило не только денег, но и больших хлопот, которые всегда разделяла с Халдуном зелёноглазая Нермин. Она не желала даже на несколько минут расставаться со своим женихом. Молодые люди сообща обдумывали каждую мелочь, вместе наблюдали за ходом работ и давали указания мастерам.

Случалось им и повздорить. Но маленькие вспышки быстро проходили и кончались поцелуями. Халдун и Нермин были счастливы, как могут быть счастливы любящие.

Им нравилось подолгу просиживать в его будущем кабинете. Однажды, когда они были вдвоём, Халдун