касается. Но он слишком много раз обжигался. И не верит мне.

— О чем ты говоришь, Мер? Мы с Трэвисом не вместе. Мы просто друзья. Ты слышала его раньше… Я не интересую его как девушка.

— Ты слышала это?

— Ну, да.

— И ты ему веришь?

Я пожала плечами.

— Не важно. Этого никогда не произойдет. Он сказал мне, что не видит меня своей девушкой, он совершенно боится обязательств. Я с трудом нашла бы девушку, кроме тебя, с которой он не спал, и я не могу справиться с его перепадами настроения. Не могу поверить, что Шеп думает иначе.

— Потому что он не только знает Трэвиса… Он разговаривал с ним, Эбби.

— О чем ты?

— Мер? — донесся голос Шепли из спальни. Америка вздохнула.

— Ты моя лучшая подруга. Думаю, что порой я знаю тебя лучше, чем ты сама. Я вижу вас вместе, и единственная разница между мной с Шепом и тобой с Трэвисом в том, что мы занимаемся сексом. А помимо этого? Нет никакой разницы.

— Есть огромная, просто огромная разница. Разве Шеп приводит каждую ночь разную девушку? Разве ты собираешься на завтрашнюю вечеринку с парнем, с которым, определенно, не собираешься встречаться? Ты же знаешь, что я не могу увлечься Трэвисом, Мер. Даже не знаю, почему мы вообще это обсуждаем.

На лице Америки появилось разочарование.

— Я не понимаю, Эбби. Последний месяц ты проводишь почти каждую минуту с ним. Признай, ты испытываешь к Трэвису чувства.

— Прекрати, Мер, — сказал Трэвис, поправляя полотенце на талии.

Мы подпрыгнули от неожиданности, услышав голов Трэвиса. Встретившись с ним глазами, я увидела, что его взгляд больше не излучает счастье. Не сказав ни слова, он вышел в коридор, а Америка грустно посмотрела на меня.

— Думаю, ты совершаешь ошибку, — прошептала она. — Тебе не нужно идти на вечеринку, чтобы познакомиться с парнем, у тебя уже есть здесь один, который сходит по тебе с ума, — сказала она, оставляя меня одну.

Я раскачивалась в кресле, прокручивая в голове все то, что произошло за последнюю неделю. Шепли злился на меня, Америка разочаровалась во мне, а Трэвис… сначала был таким счастливым, каким я никогда его не видела, а потом настолько обиделся, что даже не разговаривал. Слишком нервничая, чтобы забраться к нему в постель, я смотрела на часы, как минуты шли одна за другой.

Прошел час, когда Трэвис вышел из комнаты и прошел по коридору. Я ожидала, что завернув за угол, он позовет меня в постель, но он был одет, а в руках держал ключи от мотоцикла. Солнечные очки закрывали глаза. Прежде чем взяться за дверную ручку, он сунул в рот сигарету.

— Ты уходишь? — спросила я, выпрямляясь в кресле. — Куда ты собираешься?

— Гулять, — сказал он, дернув дверь, и вышел, захлопнув ее за собой. Я чувствуя себя оскорбленной, упала в кресло. Я, каким-то образом, стала главным злодеем, но понятия не имела как.

Когда часы на телевизоре показывали два ночи, я, наконец, сдалась и пошла спать. Постель была такой пустой без него, что мне в голову закралась мысль позвонить ему. Я почти уснула, когда мотоцикл Трэвиса въехал на стоянку. После этого захлопнулись две двери машины, и раздался звук шагов нескольких пар ног поднимающихся по ступенькам. Трэвис неловко повозился с замком и дверь открылась. Он смеялся и бормотал что-то, я услышала не один, а два женских голоса. Их хихиканье было прервано отчетливым звуком поцелуя и стоном. Мое сердце сжалось, и я сразу же разозлилась на себя за это. Я крепко зажмурилась, когда одна из девушек завизжала и следующее, что я услышала звук трех тел падающих на диван.

Я подумала попросить у Америки ключи, но у двери в комнату хорошо просматривался диван, а я не собиралась становиться свидетелем той картины, что, судя по звукам, происходила в гостиной. Я спрятала голову под подушку и закрыла глаза, когда дверь открылась. Трэвис прошел по комнате, открыл ящик прикроватной тумбочки, запустил руку в свою чашу с презервативами, и унесся по коридору. Хихиканье девушек, казалось, раздавалось еще полчаса, а затем стало тихо.

Секундами позже, стоны, крики и скрипы дивана заполнили квартиру. Это звучало, как если бы в гостиной снимали порнофильм. Я закрыла лицо руками и покачала головой. Какие бы границы наших отношений не исчезли или не были размыты на прошлой неделе, непроницаемая каменная стена вернулась на свое место. Я отбросила все глупые эмоции, и сосредоточилась на том, чтобы успокоится. Трэвис был Трэвисом, и мы были, без всяких сомнений, друзьями, и только друзьями.

Крики и другой тошнотворный шум затихли через час и последовали нытье и ворчание отверженных женщин. Трэвис принял душ и рухнул на свою сторону кровати, повернувшись ко мне спиной. Даже после душа, от него пахло так, как будто он выпил достаточно виски, чтобы свалить с ног лошадь, и я мертвецки побледнела от мысли, что он вел мотоцикл домой в таком состоянии.

После того, как исчезла неловкость и ослабла злость, я все еще не могла уснуть. Когда дыхание Трэвиса стало ровным и глубоким, я села и посмотрела на часы. Солнце взойдет через час. Я откинула покрывало и вышла в коридор, где взяла одеяло. Единственным свидетельством групповушки Трэвиса — были две пустые обертки от презервативов на полу. Я переступила через них и упала в кресло.

Я закрыла глаза. Когда я их снова открыла, Америка и Шепли сидели на диване и тихо смотрели телевизор. Солнце освещало всю квартиру, и я сжалась от того, что спина ныла от любых движений.

Внимание Америки переключилось на меня.

— Эбби? — сказала она, устремляясь ко мне. Она осторожно на меня взглянула, ожидая вспышки гнева, слез или какого-либо другого проявления эмоций.

Шепли выглядел несчастным.

— Извини за прошлую ночь, Эбби. Это моя вина.

Я улыбнулась.

— Все хорошо, Шеп. Ты не должен извиняться.

Америка и Шепли обменялись взглядами, а затем она схватила меня за руку.

— Трэвис ушел в магазин. Он… тьфу, не важно, что он такое. Я собрала твои вещи, и отвезу тебя в общежитие до того, как он вернется домой, так что тебе не придется иметь с ним дело.

В этот момент я почувствовала, что плачу: меня прогоняют. Я попыталась овладеть с голосом прежде, чем начать говорить.

— У меня есть время, чтобы принять душ?

Америка покачала головой.

— Давай просто уйдем, Эбби, я не хочу, чтобы ты виделась с ним. Он недостоин…

Дверь распахнулась, и вошел Трэвис, неся в руках продуктовые пакеты. Он прошел прямо на кухню, яростно расставляя банки и коробки в шкафчики.

— Когда Голубка проснется, дайте мне знать, ладно? — сказал он тихим голосом. — Я купил спагетти, блинчики, клубнику и упаковки с этой дерьмовой шоколадной овсянкой, и она любит фруктовые хлопья, я прав, Мер? — спросил он, поворачиваясь.

Увидев меня, он замер. После неловкой паузы, выражение его лица смягчилось, а голос стал милым и заискивающим.

— Привет, Голубка.

Даже проснись я в другой стране, то удивление не могло бы сравнится с нынешним. Ничто не имело смысла. Сначала я подумала, что меня выселили, а потом Трэвис приходит домой с сумками, полными моей любимой еды.

Он сделал несколько шагов по направлению в гостиную, нервно пряча руки в карманы.

— Ты голодна, Голубка? Я приготовлю тебе блинчиков. Или там есть… эм… овсянка. И я купил тебе то розовое пенистое дерьмо, с которым девушки бреются, и фен… и… секунду, они здесь, — сказал он, бросаясь в спальню.

Дверь открылась, закрылась, а затем он завернул за угол, его лицо побледнело. Он сделал глубокий