верхотуре надолго, можно будет попробовать натаскать голубей как почтовых.

Снизу меня пару раз окликали по имени – возможно, звали к обеду и ужину, но я не смогла встать с постели.

Греческий бог сновидений Морфей выпустил меня из своих могучих объятий лишь затемно.

По крутой лесенке я спустилась на первый этаж. Нежилой, он не был освещен, только над дверью тускло светилась одна лампочка. В глубине просторного помещения до самого потолка громоздились какие-то округлые горы.

– Опять мешки! – припугнула меня Тяпа.

Я вышла наружу, в лиловую теплую ночь. Невидимая Буси приветственно тявкнула. Брякнула миска. Я поняла, что голодна, и с надеждой посмотрела на светящиеся окна дома.

Не будет ли с моей стороны слишком большой наглостью попросить немножечко еды? Деньги у меня есть, но вряд ли поблизости имеется общепит. Если хозяйка меня не накормит, придется нелегально питаться от щедрот виноградной беседки и морковных полей.

Обходя островки каких-то ароматных цветов, я подошла к окну и заглянула в комнату, оказавшуюся просторной кухней. Взгляд моментально выхватил из общей идиллической картины толстостенную кастрюлю с запотевшей стеклянной крышкой и керамическое блюдо с горой зеленых яблок и сиреневых слив. Я сглотнула слюнки.

Бабуля-домовладелица и бородач-постоялец сидели за столом спиной к окну, лицом к телевизору. Старушка покойно сложила руки на столе, Адриан застелил колени куском брезента и, энергично вращая кистью, ввинчивал сапожную иглу в подошву расклеившегося башмака. Мягко светил торшер под кружевным с бахромой абажуром – любимого цвета маэстро Ля Бина, бодро рокотал телевизионный диктор.

Сцена была такая уютная, словно ее выстроили в Голливуде специально для съемок внезапного нападения на мирных землян «чужих», вампиров, зомби и прочей нечисти.

Я поежилась и оглянулась: по железной логике классического ужастика, чудовища должны были вломиться в окно – в водопаде битого стекла, в мантиях оборванных занавесок, с плетями вьюнков на когтях… Мне не хотелось случайно оказаться на пути вражеского нашествия.

Опасных монстров во мраке за своей спиной я не увидела, но интуитивное ожидание внезапной катастрофы оправдалось.

Внезапно на телеэкране произошла пугающая перемена. Вальяжного диктора смыло заставкой экстренных новостей, и в студии появилась напряженная девушка со строгой прической.

Глаза у строгой девушки были суженные, а губы кривились, словно она только что проглотила живую жабу и теперь нечеловеческим напряжением всех лицевых мускулов не позволяет ей выбраться обратно. Тревожно блямкнула музыкальная отбивка, и дикторшу прорвало.

Пугающе тараща глаза, она длинной очередью выпалила новость, и на экране пошли кадры, снятые явно не профессиональным оператором: бегущие врассыпную люди, обломки каких-то конструкций, крупным планом – чье-то перекошенное ужасом лицо, и вид на город, особенно эффектный благодаря круто заваленной линии горизонта.

В левом нижнем углу тревожно заморгали красные буквы: Istanbul.

– Теракт в Стамбуле? – предположила моя Тяпа.

Снова показалась дикторша, распираемая жабой рвущейся на простор эфира шокирующей информации. Протарахтела еще пару фраз и растаяла в зыбкой мути черно-белого видео, снятого с одной точки – не иначе камерой наблюдения.

Изображение немного приблизилось и застыло, показав смотровую площадку, подобием балкона нависавшую над пропастью, и людей на ней. Границы кадра съехались в окошко, отмечая на картинке фигуру в балахонистом этническом платье. Затем изображение ожило, платье вспорхнуло вверх и комом полетело за ограждение. У парапета осталась голая женщина с распущенными волосами.

Люди, находившиеся на площадке, отпрянули, вокруг обнаженной дамы моментально образовалась пустота.

– Еще бы! Турция хоть и позиционирует себя как светское государство, но это все же мусульманская страна с достаточно строгими нравами! – прокомментировала моя образованная Нюня. – Это вам не Европа, где никого уже не удивляют социальные протесты с голой грудью, в Турции за такой эксгибиционизм можно ого-го как загреметь!

И тут одинокая эксгибиционистка на площадке реально загремела!

Взрывом снесло кусок ограждения, площадка накренилась, люди побежали, закрыв собой вид на то место, где секунду назад стояла голая женщина.

Высунулась дикторша. Что-то сказала и потеснилась, уступая половину экрана сильно увеличенной фотографии, на которой та же женщина была представлена по пояс. Поперек ее груди из цензурных соображений была наложена черная полоса, ниже можно было видеть руки, державшие что-то круглое, размером с детский мяч. А выше…

Я взглянула, зажмурилась, потрясла головой, снова посмотрела, охнула и почувствовала, что сердце мое заледенело, рассыпалось и снежной пылью просыпалось в пятки, которые тут же зачесались.

В обрамлении подхваченных ветром длинных волнистых прядей на экране золотилось приятным загаром мое собственное лицо!

Очевидно, сходство заметила не только я: Адриан и его хозяйка переглянулись.

Я тихо попятилась и, уже не щадя душистые цветочки, опрометью бросилась к амбару.

Взбежала по лестнице, схватила свой узелок, который, к счастью, даже не развернула, и пулей слетела вниз. На выходе заставила себя затормозить, выглянула наружу – вокруг было тихо – и быстрым шагом пошла прочь, от души надеясь, что погони за мной не будет.

Я ведь не сделала ничего плохого, не так ли?

Я просто имела несчастье быть похожей на стамбульскую террористку, как родная сестра. А с родственниками людей такого сорта специально обученные службы не церемонятся!

– Отлично! – с сарказмом сказала Тяпа, подводя промежуточный итог. – Просто великолепно! Теперь тебя ищут не только в России, Германии и Греции, но и в Турции!

– И во всех цивилизованных странах, где показывает спутниковое телевидение, – добавила Нюня.

– Масштабно! – признала я и ускорила шаг.

Дороги к станции я не помнила, но в состоянии стресса у человека просыпаются сверхспособности, вот и у меня пробудился тот инстинкт, который приводит на порог городской квартиры домашнюю кошку, забытую на даче. Меньше чем через полчаса я увидела прямо по курсу черневший на фоне звездного неба остов пограничной вышки.

– Теперь направо, а потом все прямо, прямо – и будет станция! – подсказала мне зубрилка Нюня.

Я заподозрила, что она все-таки запоминала дорогу, когда мы шли за Буси.

На станции я сразу же проскользнула в уборную, оккупировала зеркало в дальнем углу и с помощью косметики из скудного дорожного набора нарисовала себе новое лицо.

Во-первых, я замазала тоном родинку, которая особо акцентировала мое подозрительное сходство со стамбульской террористкой.

Во-вторых, с помощью теней и карандаша визуально изменила форму глаз, которые в результате сделались миндалевидными.

Зачернила брови, подчеркнула тоном скулы.

Немного поэкспериментировав, я смешала бежевую пудру и лимонные тени в чудо-порошок, который превратил меня в представительницу желтой расы. Правда, на все белое тело этой присыпки не хватило, только на лицо и шею, поэтому я вновь переоделась в балахон, для разнообразия перетянув его ремешком от шортиков.

Для пущего сходства с китаянкой (к сожалению, немного излишне рослой) нужны были темные волосы, но полноценно перекрасить их я пока что не могла. Ограничилась тем, что густо зачернила карандашом и тенями линию роста волос, растушевав краску под корнями. А недостаточно темные глаза закрыла солнечными очками.

Придирчиво осмотрев себя в зеркале, я решила, что результат совсем не плох. За родную сестру Брюса Ли я не сойду, но и на террористку из Стамбула уже не слишком похожа.