примеру, Оскар, который подхватил кормило «Фигни Продакшн» после смерти Афони, очень настойчиво звал меня в штат.

Работы в агентстве прибавилось – косяком пошли ВИП-клиенты. Очевидно, кто-то в ближайшем окружении Супермужика сделал «ФП» хорошую рекламу. Я, однако, попросила творческий отпуск. Мне нужно было закончить роман, который я начала сочинять еще в самолете, по дороге домой, и выгодно продала приличному издательству на стадии очень сырого наброска.

Тема «Детей Евы» все еще была горяча и интересовала многих. Только вчера в новостях прозвучало сообщение, что группа британских ученых отцифровала исходные изображения, обработала их, просчитала и составила вероятный портрет Евы. Сегодня он уже появился в Интернете.

Я его посмотрела и нашла, что я похожа на Еву британских ученых, даже очень похожа! Разница между этим портретом и тем, который использовал как образец маэстро Ля Бин, была незначительной. Существенное отличие имелось одно: родинка на щеке. Британские ученые по поводу данной родинки высказались однозначно, заявив, что это чья-то отсебятина. Старые мастера никакую родинку библейской героине нарисовать не могли в принципе, потому что в непросвещенные времена этот косметический дефект считался чуть ли не меткой дьявола.

А современным мужчинам моя родинка нравилась! Совсем недавно кое-кто говорил мне, что ее хочется целовать.

– Моу? – позвал с кухни кот, намекая, что хочет добавки.

– Дзиииинь! – нервно взвизгнул телефон.

– А мне что, разорваться? – огрызнулась я и сняла трубку.

– Танечка, мы перевели вам денежки, – сказала бухгалтер издательства.

– Много? – нахально осведомилась я по наущению жадной Тяпы.

– Тысячу, но это только аванс. Вы же сдадите рукопись к концу недели?

– Да, моя тысяча долларов! Слушаюсь, моя тысяча долларов! – просуфлировала мне довольная Тяпа.

Я закончила разговор с щедрой бухгалтершей, прочитала нотацию проглоту-коту и просмотрела готовый кусок романа.

– А сделать резервную копию? – напомнила мне предусмотрительная Нюня.

Новая флешка – прощальный подарок Афони – давно уже пылилась на столе. Я открыла ее и с удивлением обнаружила, что она не пуста. На диске уже хранился довольно-таки увесистый файл.

– Похоже, компьютерная графика, – предположила я, оценив его вес и формат.

И открыла файл.

Девичье лицо на экране таяло и плавилось: фас, три четверти, профиль, снова три четверти… В этом была вполне убедительная иллюзия жизни.

Девушка на фото была не столько красива, сколько мила. Смотреть на нее было очень приятно. Правильные черты и спокойное выражение лица радовали глаз, но не вызывали той мучительной жажды обладания, которая возникает при созерцании красоток на разворотах «Плейбоя».

Девушка на фото была похожа на Еву с полотен Дюрера, Гольциуса, Кранаха, Микеланджело, Ван Эйков и Босха, на Катерину Максимову из Рязани, на ту рыжую, которую мы окрестили Афродитой, но больше всех – на меня. И у нее была такая же родинка на щеке.

– Журавлев, – глядя на экран сквозь горючие слезы, прошептала я. – Афоня, дурак ты романтичный, так это была твоя работа?! Теперь понятно, кто и зачем тебя убил. Чертовы «Дети»! Они получили от тебя образцово-показательный портрет Новой Евы, а потом убили, чтобы ты не рассказал об этом заказе, когда начнется череда смертей и воскрешений.

– И откуда у Евы эта чертова родинка, теперь тоже понятно, – тихо подсказала Тяпа.

Я кивнула, соглашаясь. Теперь понятно: Афанасий Журавлев создал свою Еву из снов великих живописцев и собственных фантазий.

Он имел на это право – он тоже был гениален.

Нюня растроганно всхлипывала. Я терзалась раскаянием.

Значит, Афоня и вправду любил меня! Видел во мне воплощение женственности, живую Еву! А я-то, я… Не любила, не ценила, проворонила свое женское счастье, дуреха…

А Мик мне даже не звонит… Молчит!

– Да ладно! – не выдержала моих страданий циничная Тяпа. – Посмотри на это с другой стороны. Если один влюбленный мужчина годами молчал о своих чувствах к тебе, значит, то же самое могут делать и другие. Любить и молчать. Молчать, но любить!

– Ты хочешь сказать, что…

Я не успела закончить фразу – опять завизжал телефон.

Звонил дед. С недавних пор они с бабушкой попытались вернуться к устаревшей модели отношений с любимой внучкой, начав чрезмерно меня опекать. Я пока терпела, но уже созревала для бунта.

– Нюнечка, как ты себя чувствуешь? Ты хорошо спала? Что покушала?

– Самочувствие в норме, спала хорошо, на обед была сайра, – последовательно ответила я, не уточнив, что рыбу съел кот, самочувствием которого старики интересуются только тогда, когда слышат в трубке особенно громкий кошачий ор. – Дед, я работаю! Поговорим при встрече, ладно?

– Нюня, ты слишком много работаешь! – сказала переходящая трубка голосом бабушки.

– Ба, я закончу книжку и поеду отдыхать, – пообещала я.

– Правда? – обрадовались Тяпа и Нюня.

– Правда, – сказала я, внезапно осознав, что это воистину прекрасная идея.

Ведь всего через несколько дней я буду не только свободна, но еще и при деньгах!

– Куда же ты поедешь? – разумеется, спросила бабушка.

Она бы предпочла, чтобы я поехала к ним и провела отпуск на кухонном балконе, где много свежего воздуха, совсем рядом запасы еды и нет никаких опасностей, кроме риска быть укушенной шальным комаром. Хотя и от этой напасти старики постараются меня спасти, вооружившись мухобойками.

– Я поеду на море, – твердо сказала я.

– На какое еще море?!

– Ты спрашиваешь, на какое именно? – схитрила я. – Не могу тебе сейчас сказать, еще не знаю. Пока, бабуль!

Я положила трубку.

– Мо-о-о! – гневно проорал ненасытный кот.

– Подожди, а? – попросила я, торопливо открывая в Интернете карту Европы.

Мне нужно было вспомнить, какое именно море омывает северное побережье острова Кипр.