вдруг понадобилась срочная встреча после Наташкиной аварии… Тогда Слава не придет. Или придет, но с оружием. А может, он даже не будет ждать, когда Семга запросит о встрече. Уже сейчас следит за ним, фиксирует. Ждет, когда он начнет метаться, чтобы…

А если он — следующий?!

Во дворе у парковки горел одинокий фонарь. Семга всматривался до рези в глазах, и почудилась какая-то темная фигура рядом с его «лексусом». Опрометью бросился вниз. Никого не увидел. Обошел машину несколько раз. Достал из перчаточного ящика фонарь, залез под днище, подергал какие-то шланги, попробовал на изгиб. Все целое вроде бы. Вернулся домой, выпил. Снова посмотрел в окно. И снова почудилось…

Он схватил себя рукой за лицо, с силой сжал.

«Успокойся, Серега. Так нельзя. Но они в самом деле могут меня прикончить. Им это ничего не стоит — ты же видишь…»

Могут. В любой момент.

Перед глазами поплыли сине-красные огни. Семга разжал пальцы.

И огни, и демоны восьмирукие — все исчезло. Пьяный туман растворился. Стены больше не качались. Он протрезвел в один миг. Он — прозрел.

— Это я убил Наташку, — проговорил Семга в тишине.

И заплакал навзрыд.

Сам настучал на нее гаду этому, Славе! Никто за язык не тянул, сам! Если б молчал, все осталось бы по-прежнему. Ясно, как день. Для Славы она никто, Наталия Колодинская, имя-фамилия, ничего больше. Для него, для Семги, она — Наташка, одна-единственная его Наташка, купальник с маргаритками… И он ее сдал. Продал. ИДИО-О-ООТ!!!

Семга ударился головой об стол. Легче не стало. Надо самого себя стукнуть молотком по темечку! Но не получится… Разве из пистолета…

И главное, ведь эта ссора… Наташка-то права была, на все сто процентов. Деньги действительно ворованные, даже хуже! Если б чистые, честные деньги, то и беспокоиться было бы не о чем!

Распутывайся, клубочек, распутывайся… Куда ты нас приведешь? Так. Наташку убили, потому что настучал. Настучал потому, что деньги… Деньги потому, что… Потому, что ему их предложили. Кто предложил? Слава? Нет, Слава возник потом, уже с тугим конвертом. Предложил… Родик. Родька Мигунов — вот кто! Окрутил. Наобещал виллу, яхту, личного врача и личного финансового менеджера. Что ж ты, Родька, наделал? Я тебя как сына родного принял, Наташка тебе борщи варила с пампушками, а ты?.. Зачем мне эта твоя вилла, скажи — без Наташки? И все остальное?

Он встал у окна, еще раз посмотрел на улицу.

И ведь Родька вместе с теми, в этой шобле. Значит, знал, что ее собираются убить. И ничего не сделал. Не предупредил даже… Не может быть. Нет!

Жутко разболелась голова. Дрожащей рукой Семга налил полный стакан водки, жадно всосал в себя. Вот бы завтра не проснуться. Ни завтра, ни послезавтра, никогда… Потому, что мир опустел. А что ему делать в пустом мире?

На утреннюю планерку Семаго опоздал. Появился в половине десятого, тихо прошел в свой кабинет, сел за стол. Вскоре примчался Гуляев.

— Ну, ты как? Оклемался маленько?

— Да, — сказал Семаго.

— Жена сегодня ужин роскошный собирает, лазанью домашнюю и все такое… Велела без тебя не являться. Так что, Серег, сегодня никаких мероприятий, понял?

— Понял.

Семаго сидел, навалившись на стол, болезненно прищуривался, будто силился что-то рассмотреть перед собой, что-то невидимое. На правой щеке белела широкая полоса засохшего крема для бритья, на шее и подбородке виднелись следы от порезов. В кабинете стоял дикий запах перегара. Гуляеву стало как- то не по себе. Он переступил с ноги на ногу, кашлянул. Семаго даже не пошевелился.

— Ты чего, Серег? — сказал Главный конструктор.

— Нормально. Оптимум. Блядь. Ты иди. Я сейчас, — сказал Семаго в пространство.

Гуляев понял, что замгенерального директора мертвецки пьян на рабочем месте. Он вышел из кабинета, нажал снаружи на кнопку замка. Замок тихо щелкнул.

г. Заозерск

Грант Лернер был Дирижером. Именно так, с большой буквы. Хотя столь уважительно пишут обычно о великих Композиторах, для Лернера можно было сделать исключение: ведь он дирижировал человеческими судьбами. Точнее, специальными операциями, в которых решались судьбы и жизни. А по ходу решения своих Дирижерских задач ему многократно приходилось превращаться в представителя других профессий.

Сейчас он перевоплотился в редактора большой ежедневной газеты. Конечно, он терпеть не мог всякую писанину, даже отчеты свои надиктовывал Анне или секретарю. Но писать редактору и не обязательно. Главное — уметь организовать других. Собрать свору профессионалов пера, настроить их на сенсацию, поставить задачи по сбору «жареных» фактов. У Гранта Лернера есть этот редкий дар — заставить журналюгу средних способностей прыгнуть выше собственной головы.

— Раскрыть тему через личность — вот что от вас требуется! — через Женю Курляндскую потребовал он от своих верных «перьев». — Смело, дерзко, широкими мазками! Рассмотреть нашего героя через микроскоп! Выпотрошить и вывернуть наизнанку! Извлечь всю подноготную! Узнать то, чего и сам изучаемый персонаж о себе не знает! Только за такой материал «Мир криминала» заплатит вам по пятьсот долларов!

«Перья», находившиеся в его распоряжении, были, надо признаться, отнюдь не золотыми. Да и вряд ли серебряными. Скорей, гусиными: хронический алкоголик из задрипанного «Заозерского курьера», потрепанный лысый мужичок из областного «Вестника Сибири», «независимый журналист» — пробивной молодой человек с незаконченным высшим и глазами снулой рыбы. Непосредственно руководило ими доверенное лицо — энергичнейшая радиожурналистка Евгения Курляндская, которая могла успешно представлять не только вторую, но и первую древнейшую профессию.[4]

И тем не менее.

Тем не менее, Лернер выжал их досуха. Курляндская жаловалась Анне, что впервые за сознательную жизнь десять дней не спала с мужчиной. Алкоголику некогда было дотянуться до стакана. Возможно, он пережил самую длительную абстиненцию, после которой задумается об окончательной «завязке». Лысый сбросил три килограмма, у «независимого» появился нервный тик. Но это Лернера волновало мало.

Главное, что в результате общих усилий собрался материал, который при соответствующей обработке мог превратиться в гениальный, «забойный» очерк, способный украсить номер любого солидного издания — хоть столичного, хоть международного: «Виталий Воронов. Портрет нетипичного российского следователя: честный, неподкупный, обреченный».

Но в гениальный очерк его никто превращать не собирался: «Гусиные перья» получили обещанные пятьсот долларов, написали небольшие заметочки о несправедливой судьбе Мигунова и были довольны, что больше от них ничего не требуется. О своей истинной роли в этой истории они ничего не заподозрили. А «редактор» Лернер вновь стал Дирижером специальных операций, блестяще использовавшим «слепых агентов» для сбора информации о фигуранте оперативной разработки.

Итак, только факты.