социалистического лагеря.

Этот подход Сталина хорошо прослеживается в его деятельности последних лет жизни, и именно он был ясно заявлен Сталиным в его заключительном слове при закрытии XIX съезда КПСС.

Хрущёв начинал как троцкист. Вышло так скорее не из идейных соображений, с которыми у «Никиты» было туго, а из соображений карьерных, но… Троцкизм — это как кошачья моча, если уж прикоснулся, отмыться очень сложно.

Оказавшись у власти в СССР после смерти Сталина, Хрущёв и повёл себя как троцкист. Его политика по отношению к дружественным странам народной демократии, к странам «третьего мира» в Азии, в Африке и в Латинской Америке была, по сути, попыткой или диктата, или экспорта революции, причём — без надежд на прочный успех. В то же время Советский Союз Хрущёва очень часто помогал различным странам во внешнем мире не на взаимно выгодных условиях, а ради того, чтобы эти страны ненадёжно и лицемерно «любили» СССР и его лидера.

Такая политика ослабляла СССР, но не укрепляла мировой социализм и не расширяла его географически.

К моменту смерти Сталина послевоенное восстановление народного хозяйства СССР было завершено, начинался бурный всесторонний рост экономики, науки, культуры и социальной сферы. Теперь СССР мог реально претендовать на роль лидера всех здоровых стран и сил в мире. Сталин так и мыслил. Но его внешняя политика не была и ни в коем случае не стала бы политикой задабривания и подачек.

Сталин умер, однако умная политика СССР в 50-е годы могла бы и после Сталина сильно расширить границы мирового социализма. В эту сторону смотрел тогда ряд азиатских стран, включая Индию и Индонезию, смотрела и Латинская Америка, да и Франция с Италией…

Однако Хрущёв и хрущёвцы профукали шанс на социализм и здесь. Они пытались задабривать, а не увлекать.

Зато Хрущёв увлёкся прожектами на «освобождающемся» Чёрном континенте, который «освобождался» от колониального гнёта не в последнюю очередь потому, что сами колониальные державы решили заменить политический колониализм в Африке на экономический неоколониализм.

И так было не только в Африке.

Берия же, вне сомнений, подошёл бы к проблеме развития мирового социализма так же, как он подходил вообще к любой проблеме. Он не рассыпался бы в улыбках, как Хрущёв (Берия и улыбаться умел властно, державно), но и не вёл бы себя как разгулявшийся купчик. Туфлей по трибуне он в ООН не стучал бы. Просто встал бы и вышел — разводите, мол, балаган без меня.

Вот так же по-деловому он вёл бы дела и со странами социализма или странами, движущимися к социализму.

Хотите сотрудничать — мы готовы.

Помочь вам? Мы тоже готовы, но у вас тоже найдётся, чем помочь нам. Причём вы должны понимать, что нам выгодно, чтобы вы становились все крепче и богаче. Потому что все мы — члены одной большой планетарной семьи — мира социализма.

А хотите отирать зады в передних Запада — не препятствуем.

В письме Маленкову «из бункера» от 2 июля 1953 года Берия писал и о том, что «работу МВД можно было в течение года наладить как внутри страны, так и в зарубежных странах и обеспечить квалифицированный совет органам безопасности стран народной демократии».

Одна фраза, но очень ёмкая. Так, из неё следует, что Берия естественным образом рассматривал проблемы СССР и проблемы стран народной демократии как взаимосвязанные и более того — представляющие собой единый комплекс, который и решать надо комплексно и во взаимосвязи.

Но при этом Берия не считал, что СССР должен играть роль начальствующую — слова «квалифицированный совет» говорят сами за себя. Совет может быть и глупым. И тогда самые добрые намерения обернутся, как у Хрущёва, своей противоположностью. С другой стороны, квалифицированным советом пренебрегают лишь самонадеянные глупцы.

В крепкой, здоровой семье совет более опытного и помощь более сильного не воспринимаются как благодеяние никем — ни теми, кто советует и помогает, ни теми, кому помогают и советуют. Но совет даётся тогда, когда он уместен и нужен, а помощь всегда носит посильно взаимный характер.

Посильно, но — взаимный!

Уверен, что мировой социализм Берии выстраивался бы именно так.

Это было бы тем более возможно, что Берия был кавказцем, а именно развитой кавказец способен стать подлинным интернационалистом, оставаясь патриотом своей нации. Более того, кавказец, не исповедующий интернационализм, в то же время осознавая ведущую роль русского народа, не может считаться подлинно развитым в интеллектуальном и нравственном отношении человеком.

Яркий пример такого социального уродства — «грузин» Саакашвили и все, ему подобные.

Берия же, воспитанный на Кавказе, в среде, повседневно образованной добрым десятком народов, был воспитан доброкачественно.

Он умел видеть и значение каждого национального «дерева», и за этими «деревьями» — «смешанный» многонациональный «лес».

В начале книги я приводил отрывки из лживой «фантасмагории» Леонида Млечина, описавшего такой виртуальный XX съезд КПСС, на котором с заключительным словом выступал не Хрущёв, а Берия.

В инсинуациях Млечина Советский Союз под рукой Берии был бы к 1956 году одним тотальным ГУЛАГом. Что ж, надеюсь, что уже почти прочитанная читателем книга доказывает обратное.

Но каким же мог быть XX съезд КПСС, если бы с его трибуны в числе других выступал тов. Л. П. Берия? И что мог бы сказать Берия с трибуны партийного съезда в виртуальном 1956 году?

Прежде чем размышлять об этом, сделаю одно предварительное замечание. В «фантасмагории» Млечина есть некая показательная и принципиальная неточность. По версии Млечина Берия выступал на виртуальном XX съезде не только с заключительным словом, но и с Отчётным докладом ЦК КПСС. Однако Берия, произведённый Млечиным в Председатели Совета Министров СССР, не стал бы делать на съезде отчётный доклад от имени ЦК КПСС, как это сказано у Млечина.

Ошибка Леонида Млечина равнозначна для него саморазоблачению!

С одной стороны, он хотел показать, что и при виртуальном Берии, как и при реальном Хрущёве, ведущую роль в политической властной системе СССР играла бы партия. Мол, один «партократ» стоил другого.

С другой стороны, Млечин знал — как-никак — о реальном Берии немало. И поэтому не мог не знать, что Берия отдавал приоритет Советской власти, то есть — Совмину СССР как высшему исполнительному органу этой власти. Соответственно, Млечин сделал Берию не Генеральным секретарём ЦК, а Предсовмина СССР, но при этом ничтоже сумняшеся всучил своему виртуальному Берии отчётный доклад ЦК.

Так не сходятся концы с концами у всех фальсификаторов истории.

Что касается Сергея Кремлёва, то я не сомневаюсь, что при разумном развитии событий, то есть при государственном подходе сталинской «команды» без Сталина, Берия на очередной сессии Верховного Совета СССР где-нибудь осенью 1953 года или весной 1954 года мог быть избран Председателем Совета Министров СССР — вместо Маленкова. И тогда выступал бы на XX съезде как Предсовмина.

При этом его доклад, не нося характера отчётного доклада ЦК партии, мог бы, тем не менее, быть основным как отчёт коммуниста Берии не только перед партией, но и перед всей страной о том, что было сделано Советским правительством и какие планы оно для страны намечает.

Именно Советское правительство, а не Центральный Комитет КПСС.

Бывший предсовмина Маленков мог бы занять пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, обеспечивая этому посту уже не только формально, но и по факту высший приоритет в государстве.