и достаточно мощная советская наука стала фактом. При этом уровень советских учёных и инженеров в большинстве областей научного знания вполне выдерживал сравнение с передовым мировым уровнем.
Если в сфере непосредственно экономики нам приходилось то и дело пользоваться иностранными разработками, — так, большая часть советских индустриальных первенцев была построена по западным проектам, то в сфере научной работы советские учёные в задних рядах интеллектуалов мира чаще всего не отирались, а порой занимали лидерские позиции даже в 30-е годы. «Отец кибернетики» Норберт Винер открыто признавал, что лишь один математик мира то наступал ему на пятки, то показывал ему спину, и это был советский математик Колмогоров.
Всё это образовалось не на пустом месте, но и не неким чудесным образом — сфера науки в СССР Сталина была объектом самого заинтересованного и деятельного внимания прежде всего лично Сталина, но главное — вся общественная атмосфера в СССР Сталина была проникнута духом пытливости и стремления к познанию и осмыслению окружающего мира.
А это и есть суть научного подхода к бытию.
«Кто хочет — тот добьётся! Кто ищет — тот всегда найдёт!» — это были не только слова популярной советской песни, но и принцип жизни в СССР Сталина. Причём эти слова мог бы взять в качестве девиза любой истинный учёный.
Но эти же слова были и девизом всей жизни Берии.
В нынешней ельциноидной «Россиянин» научное знание не только не поддерживается, но активно подавляется. Это видно даже из антинаучности названия коллективной академической монографии «Наука и учёные России в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Очерки. Воспоминания. Документы» (М., Наука, 1996). Составители этого сборника писали: «Самоотверженный труд российских учёных в период Великой Отечественной войны…» и т. д.
Да не «российских», господа учёные обыватели, а СОВЕТСКИХ учёных… Однако слова «советский» нынешняя сволочь, в том числе и академическая, боится так же, как мракобес боится света истины. Вот и для Берии в этом сборнике у его авторов нашлось лишь несколько пренебрежительных слов — мол, был такой невежда, не способный оценить результаты научной работы и стоявший за спиной учёных с плёткой.
А ведь реальный Берия всегда был чуток к научному знанию, начиная с того, что, будучи одним из руководителей Грузинской ЧК, просился отпустить его вновь на учёбу. Как метко заметил публицист и историк Юрий Мухин: просился «из генералов — в студенты».
До назначения в Азербайджанскую ЧК Берия окончил Бакинское политехническое училище и начинал учиться в Бакинском политехническом институте, откуда ЦК КП(б) Азербайджана и «выдернул» его на чекистскую работу.
Не став дипломированным инженером сам, Лаврентий Павлович прекрасно понимал, что новой России требуется масса своих специалистов высшей квалификации. И как только волей Сталина кадровый чекист Берия оказался во главе Закавказья и социалистической Грузии, первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б) и одновременно первый секретарь ЦК КП(б) Грузии начал предпринимать активнейшие усилия по развитию грузинской науки и культуры. Именно при Берии начался их расцвет.
В 1913 году в Грузии был один вуз, а к 1941 году — двадцать один. И среди них: индустриальный, инженеров железнодорожного транспорта имени В. И. Ленина, сельскохозяйственный институт имени Л. П. Берия, зооветеринарный, медицинский, стоматологический, фармацевтический, театральный, художественный (Академия художеств) — в Тбилиси; педагогические институты в Гори, Кутаиси, Сталинири и Сухуми…
Возглавлял список Тбилисский государственный университет имени И. В. Сталина.
В 1938 году в Тбилиси был открыт и институт физической культуры — явно по инициативе Берии, всегда уделявшего этой стороне жизни особое внимание и лично не чуждого спортивных увлечений. Показательно, что из шести имевшихся в СССР перед войной институтов физической культуры два были открыты в Закавказье (кроме Тбилиси — в Баку). В этом ведь тоже проявлялся стиль Берии.
В 1913 году в Грузии было три театра, к 1941 году — сорок восемь. Число учащихся в школах выросло за двадцать советских лет более чем в четыре раза и составило в 1937 году 665,3 тысячи человек при населении тогдашней Грузии в 3,5 миллиона человек. Конечно, так было по всему СССР, но Грузия Берии была здесь в лидерах.
По числу студентов Грузия Берии обошла Англию и Германию. И качество высшего образования в Грузии было тогда очень неплохим, потому что с начала 30-х годов, когда Берия возглавил Закавказье и Грузию, стало широко практиковаться направление молодых талантливых грузинских юношей и девушек на учебу в лучшие вузы Москвы и Ленинграда. Во второй половине 30-х годов они начали возвращаться на родину и образовали энергичный костяк научных и творческих национальных кадров.
Это при Берии были заложены основы будущей славы грузинской математики, грузинской прикладной науки и инженерной мысли. Показательный пример — молодой математик Нестор Векуа, как раз в 1937 (!) году начавший читать курс лекций в Тбилисском университете после окончания МГУ.
По сути, в довоенном СССР из всех неславянских народов лишь грузины стали играть заметную роль в общесоюзной научной, технической и культурной жизни. И это не в последнюю очередь (я бы сказал даже — в первую очередь) объяснялось политикой лично Берии в сфере образования, науки и культуры.
В 1938 году не только на Кавказе, но и по всей стране был широко отмечен юбилей поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Здесь тоже чувствовалась рука Берии, как чувствовалась она и в том, что в Грузии в 1934 году был создан республиканский Союз архитекторов — один из первых в СССР.
В подчинённых Берии по партийной линии Азербайджане и Армении такие союзы тоже были созданы быстро, при всё том же содействии Берии, по первому образованию — архитектора и строителя.
То, что Берия был внимателен к людям искусства и тогда, когда занимался в масштабах СССР делами экономики и обороны, доказывается уже фактом обращения к Берии великого киноартиста Николая Черкасова с просьбой посодействовать в продвижении сценария о Маяковском. Черкасов мечтал сыграть эту роль, а обращался к Берии с такой необычной просьбой потому, что, как писал он сам, был под большим впечатлением от того, с каким вниманием отнёсся к артисту зампред Совмина СССР.
О председателе «атомного» Специального комитета Л. П. Берии и его роли в Атомном проекте СССР написано уже много — и честных строк, и полуправды, и лживой чепухи. Но показательно, что такой тщательный в своих оценках учёный, как академик Юлий Борисович Харитон, научный руководитель «атомного» «Арзамаса-16» на протяжении почти полувека, говорил о Берии как о вежливом, воспитанном, внимательном, в конце концов — просто нормальном человеке, с которым можно было спокойно и в деловой манере обсуждать все наболевшие вопросы.
Харитон писал так уже в 90-е годы. А вот академик Пётр Леонидович Капица — учёный с заслуженным мировым именем, но в человеческом отношении фигура намного более мелкая по сравнению с его же чисто научным значением — написал Сталину письмо в реальном, так сказать, масштабе времени — 25 ноября 1945 года. И там он отвёл оценке Берии немало места.
Капица судил о многом (не только о Берии) не как учёный, а с кондачка. О Берии он писал, что у него-де, Капицы, с Берией «ничего не получается», что отношение Берии к учёным ему, Капице, «не по нутру» и т. д.
Писал Капица и так:
«… Т оварищи Берия, Маленков, Вознесенский ведут себя в Особом (имелся в виду Специальный. — С. К.) комитете как сверхчеловеки. В особенности тов. Берия. Правда, у него дирижёрская палочка в руках. Это неплохо, но вслед за ним первую скрипку всё же должен играть учёный. Ведь скрипка даёт тон всему оркестру.
У тов. Берии основная слабость в том, что дирижёр должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у Берии слабо».
Ну, во-первых, как показало будущее, «партитуру» Берия в отличие от Маленкова и Вознесенского
