Москву летом 1953 года. Точная дата визита, как ни странно, сегодня неизвестна, хотя косвенно она относится историками на 12 июня 1953 года (16 июня в Восточном Берлине начались массовые волнения, на следующий день охватившие южную и западную части ГДР).
С советской стороны на встрече с немцами присутствовали Г. Маленков, Н. Хрущёв, Л. Берия, В. Молотов, политический советник при председателе Советской контрольной комиссии в Германии В. Семёнов и главнокомандующий Группой советских войск в Германии генерал А. Гречко.
Говорил ли Хрущёв правду, описывая поведение Берии? Думаю, что он врал, даже говоря правду. Ведь бывает и так!
Ульбрихт был человеком упрямым. Федеральный канцлер Вилли Брандт написал о нём: «Я с ним никогда не встречался, но неоднократно слышал отзывы о нём, в том числе и от моих восточных собеседников, как о всезнайке и унылом человеке. Абсолютно не зная его, я, тем не менее… находился под впечатлением его упрямства (имелась в виду позиция Ульбрихта в 1971 году. — С. К.)»
К оценкам Брандта надо относиться осторожно, но кое-что в натуре Ульбрихта здесь подмечено, похоже, верно. И не приходится удивляться, что Берия на встрече с немцами в Москве летом 1953 года был эмоционален. При этом Хрущёв насчет «третирования», конечно, приврал. Берия часто был грубоват не по причине хамства, а по причине экспансивности характера, и в советском руководстве это понимали, что следует, кроме прочего, из такого вот места речи Хрущёва 2 июля 1953 года на пленуме ЦК…
После вышеприведённых слов из стенограммы далее следовало:
«…A вы, дорогие министры, здесь присутствующие, вы к этому привычные и поэтому беспрекословно всякие оскорбления принимали и другой раз улыбались
Так ведь оно и было — Берия был грубоват, но отходчив (как пример подобной натуры могу привести конструктора ракетной техники Сергея Павловича Королёва). Поэтому его резкости в адрес немцев были и психологически объяснимы и — что ещё важнее — оправданны. Спор-то шёл между своими!
Ульбрихт противился линии ещё Сталина и довёл ситуацию в ГДР, что называется, «до ручки». Трудно было реагировать на это спокойно, да ещё — при конфиденциальной встрече, да ещё не имея в глазах немцев авторитета Сталина…
К тому же Берия, как глава МВД, был осведомлён о том, что Запад и США готовят в ГДР крупные провокации, а «горючий материал» для них обеспечила не только «пятая колонна» в ГДР, но и неумная политика самого Ульбрихта.
Сталин мог бы всё расставить по своим местам и выдать «всем сёстрам по серьге» не повышая голоса. Но Сталина теперь не было. А вразумить упрямого Ульбрихта надо было. Вот Берия и орал — кто-то же это должен был делать!
Потому-то, надо полагать, Маленков, Хрущёв и Молотов и сидели на встрече, набрав в рот воды, что Берия был прав в упрёках немцам не только по существу, но и, увы, по форме.
Интересные моменты имеются и в воспоминаниях Вилли Брандта, писавшего в 70-е годы:
«Многое говорит за то, что это восстание (16–17 июня 1953 года. —
Не был ли это повторный шанс, возникший благодаря серьёзному пересмотру интересов безопасности СССР?..
Намерения Сталина в 1952 году и суть конфликта между его преемниками в 1953 году ещё долго останутся загадкой…»
Писал Брандт и вот что:
«…после свержения и казни Берии Ульбрихт в конце июня (неточность, этого не могло быть раньше 8–9 июля 1953 года. —
Ульбрихту, естественно, надо было выдерживать нужную линию, к тому же отвечавшую его личному отношению к Берии, а Брандт пользовался «испорченным телефоном»… Однако свидетельство Брандта любопытно, как и следующее место из его воспоминаний, относящееся к лету 1953 года:
«Заинтересованные немцы… понятия не имели, к чему клонится дело. Аденауэр знал больше, но не хотел делиться своими знаниями с людьми, склонными задавать вопросы. Черчилль, которого он посетил в середине мая, передал ему информацию из Москвы, указывающую на то, что тенденции к изменению советской политики следует принимать всерьёз. Старик англичанин не нашёл поддержки среди собственной бюрократии. Американцы, с которыми немедленно связался Аденауэр, также считали, что не стоит заниматься выяснением подробностей. Однако через некоторое время, по крайней мере, людям, хорошо осведомлённым, стало ясно, что за этим крылось что-то серьёзное: после свержения и казни Берии Ульбрихт в конце июня…».
И далее — по тексту последней вышеприведённой цитаты.
Это свидетельство Брандта обрисовывает интересный, надо заметить, момент!
С одной стороны, из этого свидетельства можно понять, что надёжные информаторы у англичан в Москве были, но это был, конечно же, не Берия, объявленный на пленуме ЦК «английским шпионом».
С другой стороны, можно понять, что, получая информацию из Москвы о линии Берии (и, по сути, — также Маленкова), американцы были не заинтересованы в том, чтобы немцы узнали о ней и поверили в серьёзность новых намерений Москвы в отношении планов единой Германии. Ведь если бы тот же Аденауэр, да ещё при поддержке Черчилля, заинтересовался идеей единой неприсоединившейся Германии, то эта идея — в случае, конечно, если бы Берия остался у власти — могла бы и реализоваться!
А надо это было американцам, проатлантически настроенным англичанам и реваншистам в ФРГ? Ведь такая внешняя политика «агента империализма» Берии в корне подрывала бы всю американскую империалистическую политику по установлению в Европе политической гегемонии США!
Не так ли?
Более того! Из этих позднейших признаний Брандта можно также предположить, что линия хрущёвцев на закрепление раскола Германии косвенно поддерживалась американцами через своих московских агентов влияния, которые приобретали в Москве после двойного убийства Сталина и Берии всё больший вес.
Я подробно остановился именно на германском аспекте внешнеполитических подходов Берии потому, что есть все основания думать, что — останься Берия у власти — вопрос о единой Германии решился бы в 50-е годы так же положительно, как и вопрос о единой Австрии.
Вероятность этого была бы тем большей, чем более могучим выглядел бы Советский Союз. А он летом 1953 года был как раз накануне события, обладавшего первостепенным внешнеполитическим потенциалом. Я имею в виду успешное испытание первой советской термоядерной бомбы РДС-бс (к чему Берия, к слову, тоже имел прямое отношение — единственный из высшего советского руководства).
После августа 1953 года, после могучего советского термоядерного взрыва, советские предложения не только по нейтральной Австрии, но и по нейтральной Германии могли бы прозвучать совершенно иначе, и именно Берия это понимал как никто другой из его коллег.
Единая нейтральная Германия, сформированная по типу Австрии и освобождающаяся от влияния США, создала бы совершенно иную мировую ситуацию, объективно выгодную для СССР. Однако повести к
