ядерными ударами, а результатом стал взаимный вывод наших БРСД с Кубы, а американских — из Турции.

Но была ли необходимость в доведении ситуации до крайности?

Сейчас пытаются представить дело так, что к 1962 году США имели 6000 ядерных зарядов, а СССР — всего 300. Поэтому, мол, безопасность СССР не обеспечивалась, особенно после того, как в Турции появились БРСД США с подлётным временем до Москвы 10 минут. Мы же якобы могли ответить лишь ударом стратегической авиации через несколько часов.

Однако на деле всё было и так, и — вовсе не так…

Конечно, Америка повела себя провокационно, размещая свои ядерные ракеты средней дальности в Европе, что делало их равнозначными по стратегическому эффекту советским межконтинентальным баллистическим ракетам (МБР). Однако реально США уже тогда на первый ядерный удар по СССР не решились бы.

Во-первых, тогда советская стратегическая авиация однозначно обладала потенциалом ответного удара, а то, что он мог быть нанесён лишь через несколько часов после первого удара США, принципиально ситуацию не меняло.

Во-вторых, в США лишь с 1963 года начала поступать на вооружение МБР «Минитмен-1В» с высокой точностью стрельбы, а БРСД «Юпитер» особой точностью не отличалась.

В-третьих же, после запуска Советским Союзом 4 октября 1957 года первого искусственного спутника Земли, а уж тем более после космических полётов Гагарина и Титова в 1961 году Америка знала, что её территория более не является неуязвимой, что в случае первого ядерного удара США им гарантирован ответный ракетно-ядерный удар СССР.

В СССР уже в 1960–1961 годах были сформированы управления дивизий и бригад Ракетных войск стратегического назначения (РВСН) в разных регионах СССР и были созданы первые центры управления и связи РВСН.

9 апреля 1961 года на полигоне Байконур состоялся первый испытательный наземный пуск МБР Р-9А (8К75, код НАТО «SS-8, Sasin») разработки Королёва на топливе «кислород + керосин». Дальность стрельбы — свыше 10 000 км.

С конца 50-х годов начал развиваться Днепропетровский ракетный центр с КБ «Южное» Янгеля и мощным ракетным заводом «Южмаш». Янгель вёл разработку стратегических ракет на топливной паре «НДМГ + АК27И», обеспечивающей быстрый старт и долговременное нахождение МБР на стартовой позиции.

Первый пуск двухступенчатой янгелевской МБР Р-16 (8К64, код НАТО «SS-7, Skean») 24 октября 1960 года окончился катастрофой — тогда чуть не погиб Янгель и погиб главком РВСН маршал Неделин. Но уже 2 февраля 1961 года состоялся успешный старт Р-16, а в 1961–1963 годах комплекс был поставлен на боевое дежурство. Дальность стрельбы с «лёгкой» головной частью — 13 000 км.

Наши успехи в области создания МБР были мощными и зримыми (пуски-то совершались в акваторию Мирового океана), причём и этими успехами Россия не в последнюю очередь была обязана усилиям Лаврентия Павловича Берии. Если бы Берия остался жив, если бы его не убили, эти успехи к началу 60-х годов могли быть ещё более мощными, потому что деловой стиль Берии всегда обеспечивал быстрый успех.

Поэтому Берия, безусловно, поддержал бы Кастро. Поддержал бы в своей энергичной манере и не мелочась. Ситуация-то была перспективной, взаимно выгодной для обеих сторон.

Но до ненужного обострения ситуации Берия наверняка не довёл бы. Он шахматами не увлекался, однако умел считать варианты и просчитывать возможные последствия тех или иных действий.

К 1962 году Америка хотя и очень хотела бы сжечь Советский Союз в огне атомной войны, уже отдавала себе отчёт в том, что это невозможно — в СССР были созданы такие силы ответного удара, которые обязательно ударили бы по Америке бумерангом.

Так было в реальном СССР Хрущёва. Но тем более так было бы в виртуальном СССР Берии. Ведь Хрущёв лишь дилетантски увлекался ракетами, а Берия компетентно участвовал в создании ракетной отрасли и разработке ракетной техники. В том числе благодаря и Берии к началу реальных 60-х годов в СССР были созданы силы ответного ракетно-ядерного удара, достающие Америку с нашей национальной территории.

Советские ракеты на Кубе не смогли усилить нашу безопасность и не подняли наш престиж. Напротив — Советскому Союзу пришлось согласиться на унизительные односторонние инспекции хода вывоза наших БРСД с Кубы. И то, что американцы вели лишь воздушные проверки с вертолётов, низко зависающих над советскими морскими транспортами, не ступая на их палубы, особого утешения принести не могло.

Мы неумно инициировали Карибский кризис, а затем, без особой для себя славы и выгоды, его свернули.

Хрущёв вёл советскую внешнюю политику бездарно, чуть ли не в троцкистской манере. Фактически внешняя политика СССР при Хрущёве не укрепляла, а ослабляла СССР, вынуждала его при нерешённых внутренних проблемах играть роль великой державы в таких регионах мира, где мы не могли закрепиться прочно, потому что экономически там превалировал Запад.

Ярким образцом хрущёвской глупости можно считать присвоение звания Героя Советского Союза алжирскому лидеру Ахмеду бен Белле и лидеру Египта Гамаль Абдель Насеру…

Да и Золотая Звезда для Фиделя Кастро была политическим перебором. Орден Ленина был бы уместнее.

Брежневская «команда» особо мудрой и рациональной внешней политикой тоже не отличалась.

«Пиком» неосмотрительности здесь стал для СССР Афганистан.

А вот внешняя политика Берии работала бы однозначно на укрепление мощи СССР. При этом мощный, внутренне прочный Советский Союз обеспечивал бы устойчивое развитие мирового социалистического лагеря и прочные антиимпериалистические позиции всем свободолюбивым народам мира.

Реальный Берия за два десятка лет своей крупной государственной деятельности сделал для развития науки и образования в СССР много.

А для того, чтобы понять, что Берия мог бы ещё в этом направлении сделать, надо, пожалуй, начать несколько издалека.

Понятие «русская наука» возникло лишь в поздние петровские времена, но если иметь в виду не освоение русскими людьми достижений европейской науки, а собственные научные исследования, то в Петровскую эпоху мы могли похвалиться лишь географическими исследованиями внутри России, а также — на северо-западе североамериканского континента и в зоне Дальнего Востока.

Уже петровские геодезисты Иван Евреинов и Фёдор Лужин отправлялись в дальние земли по личному приказу Петра и в 1721 году достигли центральной группы Курильских островов до Симушира включительно, нанеся четырнадцать островов на карту. А в год смерти Петра началась первая научная русская экспедиция под руководством Витуса Беринга.

Увы, зажжённый Петровскими реформами слабый ещё огонёк научного знания в царской России так и не разгорелся ровным мощным пламенем, и яркие фигуры типа химиков Бутлерова и Менделеева, математика Лобачевского, физиков Столетова и Лебедева не привлекали ни царских сановников, ни самих царей. Можно смело утверждать, что поддержка и развитие отечественной науки не входили тогда не то что в число важнейших государственных приоритетов, но вообще выпадали из поля зрения правящих кругов императорской России.

Положение резко изменила лишь Великая Октябрьская социалистическая революция, но в первые годы Советской власти ни о каком серьёзном развитии науки говорить не приходилось — не всегда удавалось хотя бы спасти то немногое, что уже имелось.

Однако к концу 20-х годов положение стало улучшаться на глазах, а к началу войны весьма развитая