— Что за херня, Мамай?.. Кто эти клоуны?!

— Бросьте ножи! — скомандовал им тот, что был постарше, хотя из-за бород определить возраст было крайне затруднительно. Но голос, глубокий, властный, выдавал в говорящем лидера. — Если вы убьете больше, чем сможете родить, ваши жизни не имеют никакого смысла!

— Чего он сказал? — выдавил оглушенный услышанным Мамаев. — Я не понял, что он сказал!

— Он говорит, что мы родить кого-то должны! — повторил, одной рукой рисуя восьмерки перед врагами, а второй вытирая пот с лица, перевел Баскаков. — Ну, ты!.. — крикнул он в лицо старшему. — Иди сюда, я тебе кесарево сечение сделаю!..

— Баскаков, те таблетки, которые нам полчаса назад Ермола скормил, это точно витамины?!

Баскаков уже ни в чем не был уверен.

— Скажи, кого ты видишь?! — прокричал он, двигаясь одновременно с Мамаевым по кругу и не давая возможности стоящим вне этого круга напасть неожиданно.

— Амбалов!

— Они в портках и рубахах, с бородами и дубинами?!

— Да!

— Я Ермоле руки оторву!

В этом не было необходимости. Под ними, под лавой ледяной воды, четверо неизвестных, истекая кровью, валили на камни и вязали санинструктора. Глухо матерясь и не понимая, зачем его вяжут, а раненых осторожно поднимают, Ермолович извивался всем телом и бил врага головой. Его нож, как и остальное оружие у водопада, перекочевало в руки напавших. И теперь единственный очаг сопротивления находился только наверху, где бились за свои жизни Баскаков и Мамаев.

— Кто вы такие? — роняя крупные капли пота с лица, бросил сержант.

— Мы — русские! — был ответ.

— Вы — русские?! И вы напали на своих?! — Баскаков воспользовался этой ложью и своим возмущением лишь для того, чтобы выпрямиться, заставить сделать то же самое стоявшего перед ним молодого бородача, а потом молниеносным выпадом поразить его в бок ножом и снова принять боевую стойку.

— Остановитесь, иначе мы отымем ваши жизни! — призвал старший. — Остановитесь, Богом прошу!

Несколько чужих после этих слов вдруг вынули из-под одежд огнестрельное оружие. Только выглядело оно странно при сложившихся обстоятельствах. Перед разведчиками появились пистолеты, и их вид еще сильнее удивил бойцов. Два нагана, тяжелый «маузер» и «парабеллум» времен Второй мировой войны.

— Кажется, картина маслом становится понятной. Психи сбежали из дурдома и ограбили исторический музей! — заключил Мамаев.

— Только в Чечне нет исторических музеев! — отозвался сержант.

— Остановитесь и гляньте вниз! — попросил старший, отступая сам и приказывая то же сделать своим людям. — Гляньте вниз!..

Баскаков, не сводя взгляда с неизвестных, быстро посмотрел вниз, как и просили. Но рассмотреть что-то было невозможно.

— На вас никто не нападет со спины!

— Не верь им, Баскаков! — крикнул Мамаев.

Но Баскаков, уже уставший от потрясений, опустил голову и посмотрел. Семеро чужих поднимали по камням Маслова, Лоскутова и несли Ермоловича, прекратить сопротивление которого оказалось возможным лишь ударом по голове.

— У нас нет времени устраивать здесь токовище, господа, — произнес старший. — Смиритесь и следуйте за нами. Мы пленили вас не для того, чтобы убить. Откройте дорогу здравому смыслу в ваши головы.

— Они разговаривают как педики, — не желая сдаваться, проскрипел Мамаев. — Стольников придет и отобьет нам почки за общение с ними.

— Капитан Стольников захвачен в плен кавказцами.

Эти слова оглушили бойцов как гром.

— Откуда ты знаешь это? — пробормотал Баскаков, вонзая взгляд в переносицу бородатого мужчины.

— Вам следует идти за нами. Как видите, мы не желаем вам вреда. Бросьте ножи.

Подумав, Баскаков с размаху вонзил НРС в землю прямо перед сбой. Мамаев, помедлив, просто разжал руку.

Когда разведчики были подняты на высоту, старший, глядя, как следом поднимают тела его людей, проговорил сквозь зубы:

— Вам придется самим нести своих друзей. Потому что мы понесем своих.

— Мы наказаны, что ли? — огрызнулся Мамаев.

— Вы перерезали половину моих воинов, — зло процедил старший. Мамаеву показалось, или это было так на самом деле, но кто-то из мужчин назвал этого человека Трофимом.

И странная процессия двинулась на восток. Туда, где часом ранее в поиске штурман Пловцов разглядел в бинокль крепостные стены селения, невидимые с этой высоты.

Стольников чувствовал, как от пронизывающего насквозь холода не слушаются ни ноги, ни руки. Вокруг него царила кромешная тьма и гробовая тишина. Пол был покрыт инеем, и капитан с трудом оторвал от него сначала майку, а после и брюки. Поднявшись и стуча зубами, он потрогал лицо. Переносица разбита, но кость цела. Ледяная корка покрывала лицо. Сколько же он лежал на полу, если кровь превратилась в лед?

Через несколько секунд тело вновь обрело упругость, и его забило крупной дрожью. Голова болела так, как в тот раз, под Самашками, когда неподалеку разорвался снаряд «Града». Тогда его откинуло, и он утратил способность соображать. Стольникову что-то кричали, а он раскрывал рот, и в голове, которая, ему казалось, должна скоро разорваться от боли, непрерывно гудела корабельная сирена. Его тогда вытащил на себе Жулин. Сейчас вытаскивать было некому, хотя и эта боль тоже не чета той.

Пытаясь согреться, капитан обхватил себя руками и несколько раз присел. Ничего, кроме резкой боли в затылке, это не принесло. Но кровь все-таки заструилась по венам, он ощутил подвижность мышц. Вытянув вперед руку, стал мелкими шажками двигаться вперед. Вскоре кулак уперся в толстую корку льда. Повторив такое перемещение несколько раз, капитан понял, что находится в помещении площадью около восьми квадратных метров. Нет сомнений в том, что его чья-то заботливая рука поместила в промышленный холодильник. Чтобы не испортился. Значит, убивать сразу его снова не станут. Терпение Алхоева не бесконечно. Полевой командир должен вывести отсюда разведчика, чтобы начать допрос, состоящий из одного только вопроса: где навигатор?

«Бог оставил нас», — вспоминал Стольников слова, нацарапанные на стене пещеры, и вопрос Алхоева: «Тогда скажи, где мы сейчас находимся?»

— Что здесь происходит?.. — думал он уже вслух, чтобы отогнать мысли о холоде. — Точнее сказать — где это происходит?

Он не узнавал район Чечни, это был участок местности, на котором он ни разу еще не бывал. Это подтверждал и вопрос Магомеда, и — опять не давали капитану покоя написанные на стене тоннеля слова. Кого оставил Бог и когда? Русские оказались на Кавказе с Ермоловым в начале девятнадцатого года девятнадцатого столетия. Вполне возможно, что эти слова приблизительно в то время и написали, а может быть, и позже… Но от этих мыслей Стольникову легче не стало, ситуация не прояснилась.

Еще больше ее запутывали показания Жулина о людях, атаковавших его и пленивших Крикунова. Холщовые рубахи…