навигатор снова окажется у Алхоева, и станет ясно, что Стольников отдал свою жизнь зря. Пойдемте! — Ни секунды не раздумывая, он стал снова подниматься на пригорок.

— Стойте, — прошептал Пловцов. — Идем к водопаду!

— Я с вами согласен. Айдаров, вперед сто метров! Ключников — замыкающий! Сигналы прежние, огонь открывать немедленно. Мы на открытой местности. Бояться нечего…

Когда до водопада оставалось не более километра, Жулин поднял голову, чуть замедлил бег и поравнялся с Пловцовым.

— Сергей, что у вас? Пусто?

Речь шла, конечно, о результатах поиска.

— В пяти километрах восточнее озер есть селение.

— Селение?!

— Его не видно, потому что оно за двумя высотами, которые хорошо просматриваются в бинокль с водопада. Но они заслоняют поселок.

— Транспорт видели? Военную технику?

— Я бы назвал это селение аулом, — словно не замечая вопросов прапорщика, продолжил Пловцов, — если бы не…

— Если бы не что?

— Если бы не крепостная стена.

— Бред какой!.. — вспыхнул Жулин. — Какая крепостная стена? Мы в двадцать первом веке! В Чечне нет селений с крепостными стенами!..

— Я тоже так думал. С воздуха-то виднее, ага… — штурман усмехнулся криво. — С воздуха виднее… Так вот я за все годы полетов над Чечней не видел ни одного селения с крепостными стенами!

— А большое селение-то?

— Домов в тридцать. Может, больше, может, меньше. — Пловцов рывком поправил на плече ремень с коробками. — Стены четырехметровые, Олег. Не разглядеть.

— Ничего не понимаю. — Подумав, Жулин обернулся и подозвал Ключникова. Тот быстро приблизился, несмотря на недавнее потрясение от ныряния. — Ключ! Сейчас доставляем прибор Мамаеву и уходим в этом составе на восток! У тебя ракеты были…

Ключников мгновенно остановился, осмотрелся и бросился к одиноко растущему карагачу. Вынул из кармана сигнальную ракету, намертво примотал один конец стальной проволоки к стволу и растянул проволоку на несколько метров так, чтобы она проходила над следами только что прошедшей группы. Из другого кармана жилета вынул штырь и несколькими ударами приклада вбил его в землю. К нему двумя движениями примотал «сигналку» и, вырвав с корнем засохший чертополох, украсил им ракету. Отбежал со стороны возможного преследования, присмотрелся. Ракеты не видно, проволока на солнце не бликует. Отлично.

Отщелкнул из магазина патрон, бросил на землю, где травы нет, — и поспешил за уже скрывающейся за высоткой группой…

Из четверых оставшихся у водопада бойцов сопротивляться могли только Ермолович, Баскаков и Мамаев. Лоскутов сделал лишь попытку дотянуться до оружия, но автомат был отброшен ударом ноги раньше, чем его коснулась рука разведчика. Его так и взяли — матерящегося, пытающегося нанести удары головой.

Маслову повезло. Он не видел, как брали его друзей. В беспамятстве, в бреду, его крутило и ломало то от жара, то от холода. Ермолович ничего не мог поделать. У самой воды, с ножом в руке, он стоял почти в положении приседа. Перебрасывая НРС из руки в руку, он плотоядно смотрел на окруживших его странных людей и ждал нападения.

Выстрел из ножа повалил насмерть одного из врагов, еще один корчился в агонии от удара в сердце. Но теперь Ермолович был окружен, и минуты его были сочтены.

На высотке, где Баскаков организовал наблюдение, уже давно кипела борьба. Около десяти странно одетых рослых, сильных мужчин пытались одолеть сержанта и связиста разведгруппы. Но делом это оказалось непростым. Разведчики, как и Ермолович внизу, стояли пригнувшись, спина к спине, и не подпускали никого ближе чем на два метра. Так же как и санинструктор, они по разу выстрелили и сейчас готовы были к последней схватке. Вокруг них корчились от боли, умирая, несколько человек в простых домотканых одеждах. Но даже имея огнестрельное оружие, те, что оставались живыми и здоровыми, не спешили его использовать.

— Что за херня, Мамай?.. — шептал через плечо Баскаков. — Кто эти клоуны?!

Три минуты назад он оторвался от бинокля, растер уставшие глаза и сполз на метр вниз, чтобы закурить. Но не успел щелкнуть зажигалкой, как сверху на него кто-то рухнул. Ошеломленный, он вскочил, чтобы врезать одуревшему от ожидания Мамаеву под дых, как вдруг увидел перед собой странное существо. Для разведчика в поиске на территории Чечни есть три категории людей — свои, чужие и гражданские, которые могут оказаться как своими, так и чужими. Все остальные двуногие — до тех пор, пока не будет установлена принадлежность к какой-то из трех упомянутых категорий, — просто существа. Дело прошлое, в бригаде один сержант, накурившись, видел архангела Михаила о двух крылах. Тот спикировал, попросил сержанта подвинуться, взял косяк из его руки, дернул разок и, сопя, спросил: «Ну как дела, горемыка?» Поскольку стрелять в архангела было как-то неприлично, сержант просто ткнул святому явлению кулаком в нос. И в тот же момент дежурный по части капитан Ясликов, держась за лицо и страшно матерясь, велел арестовать сержанта и отправить на «губу».

Баскаков траву не курил, алкоголь презирал, был чемпионом Москвы по боксу, но Чечня — территория аномальная, тут можно утром упасть от солнечного удара, а вечером подхватить ангину. А утром следующего дня не помнить ни о первом, ни о втором. Поэтому, когда перед Баскаковым возник упавший на него с курчавой рыжей бородой, как у Александра Невского, здоровый мужик лет тридцати, он первым делом схватился за оружие, рассудив так: «Если померещилось, автомат можно будет и положить; а если нет, тогда можно будет валить всех чужих, а также похожих на них гражданских».

Но автомат был выбит у него из рук, а чтобы у сержанта уже не было никаких сомнений в том, что его атаковали, славяноликий великан врезал ему кулаком промеж бровей с такой силой, что Баскаков упал на спину. Но одетому в белые просторные брюки и такую же рубаху с глубоким вырезом на груди великану не было известно, что ударов таких за свою жизнь Баскаков получал сотни. Вскочив, сержант тут же переломил великана ударом ноги и, подпрыгнув сверху, добавил локтем.

И в этот момент с бруствера, откуда он вел наблюдение, посыпались еще трое или четверо.

— Ермола, Мамай, в ружье!.. — прокричал Баскаков, выхватывая из ножен НРС.

Выстрелом он завалил того, что стоял прямо перед ним. На груди русобородого расплылось красное пятно, он прохрипел по-русски:

— Прими душу мою грешную, Господи!.. — и завалился на бок.

Чтобы не оказаться спиной над самым водопадом, Баскаков несколько раз резанул лезвием воздух перед лицами неизвестных и вскочил на камень справа. Потом отпрыгнул в сторону и оказался на земле. Но этим он только загнал себя в группу одетых, как пахари, мужчин.

Он слышал мгновением ранее выстрел «этажом» ниже. А потом еще один. Грохот патрона калибром 7,62 миллиметра трудно спутать с хлопком патрона 5,45. Это значило для Баскакова, что отработали ножи Ермоловича и Мамаева. А это в свою очередь означало, что странно одетые люди так же, как и ему, не позволили использовать автоматы и другим.

Через мгновение за спиной сержанта раздался шум осыпи — кто-то взбирался на высотку над водопадом. Баскаков обернулся, чтобы встретить его ножом, но увидел лицо Мамаева. Из носа связиста текла кровь, взгляд был взбешенного человека.

— Баскаков, их там семеро! Они Ермолу окружили! Гранаты есть?!

Кто-то из нападавших, что окружили сержанта, бросился после этих слов к разведчикам, но Баскаков достал его ножом. Наотмашь, вскользь.

— В рот тебе дышло, окаянный!.. — разразился бранью мужик в рубище, зажимая чуть порезанное плечо.

И когда сержант и связист встали, прижавшись спинами, Баскаков выпалил в азарте: