ходит пешком, ест или пьет — всебудет хорошо, потому что все это не имеет значения.

— Но мне думается, доктор, что вы слишкомлегко отказываетесь от всякой надежды.

— Вы желали знать мое мнение, и я вам его озвучил.

— Поможет ли более теплый климат?

— Ну, он мог бы протянуть лишние две-три недели, и только. Да и кто сопровождал бы его? Право, я вам не советую.

— Но вы будете от времени до времени приезжать к нам, чтобы проведать Уильяма?

— Если вам угодно. Прощайте, сударыня, — прибавил доктор, обернувшись к гувернантке.

Та молча поклонилась. Мартен вышел в сопровождении Карлайля.

— Как эта гувернантка любит вашего ребенка! Я заметил это еще тогда, когда она привозила его в Линнборо. А видели вы, как она разволновалась, когда я сказал, что надежды нет?..

— Да… До свидания, доктор! — Карлайль пожал ему руку. — Ах, если бы вы могли, вы спасли бы его, не правда ли?

— Если бы мы, смертные, могли совершать подобные чудеса… Вам предстоит тяжкое испытание, мой друг, но что делать! Иногда несчастье поражает нас для того, чтобы мы выздоровели. Прощайте, скоро увидимся!

Карлайль вернулся в комнату и подошел к Изабелле, которая все еще сидела в кресле.

— Какие грустные вести, миссис Вин, — заметил он печально, — но, думаю, вы предвидели это, как и я сам.

Женщина встала, подошла к окну и выглянула на улицу; тысяча различных чувств теснились в ее груди.

— Ятак привязалась к этому ребенку, — начала она. — Приговор доктора смутил, расстроил меня…

— Как вы добры, миссис Вин, — сказал Карлайль, подходя к ней, — вывыказываете моему ребенку столько участия.

Она ничего не ответила.

— Пожалуйста, не говорите ничего миссис Карлайль, — продолжал Арчибальд. — Я сам желаю сообщить ей это грустное известие и постараюсь, чтобы оно как можно меньше ее опечалило.

— Отчего же вы так за нее боитесь? Ведь она не мать этому ребенку!

В ее словах слышалась гордость, проникнутая горечью. Карлайль раздраженно бросил:

— Прошу вас, сударыня, думать о том, что вы говорите.

Этот упрек напомнил ей, кто она. Бедная гувернантка осмелилась сказать такое о жене Карлайля! Для этого нужно было потерять рассудок!

Он уже собрался уйти, но Изабелла вдруг повернулась в его сторону и с мольбой произнесла:

— Когда вы говорили про теплый климат, доктор заметил, что Уильяма некому сопровождать… Позволите ли вы мне взять на себя это беспокойство?

— Нет, миссис Вин, он останется со мной. Вы, вероятно, слышали, что сказал доктор: это путешествие не принесет большой пользы моему ребенку!

В полуотворенной двери показалось бледное личико Уильяма.

— Доктор ушел? Я не хотел приходить, пока он не уедет; он непременно заставил бы меня выпить эту противную микстуру!

Карлайль сел и, усадив ребенка на колени, с любовью прижался лбом к вьющимся волосам Уильяма.

— Ну что, папа, доктор сказал, что я умру?

— О нет! Мы постараемся тебя вылечить!..

Говоря это, Карлайль старался подавить в своей душе горькое чувство. Но он не в силах был этого сделать и, чувствуя, что вот-вот разрыдается, поспешил передать ребенка миссис Вин и вышел из комнаты.

— Папа! Папа! — закричал ребенок, вырываясь из рук учительницы и устремляясь вслед за Карлайлем. — Вернемся домой вместе, мне так хочется!

Как он мог отказать?

— С удовольствием. Подожди меня здесь, я зайду за тобой.

И действительно, Карлайль вскоре вернулся, и все трое пошли домой. Отец вел сына за руку, а леди Изабелла шла возле ребенка.

— Где же Уильям Вэн? — спросил мальчик у отца.

— Он с лордом Моунт-Сиверном, — сказал мистер Карлайль.

Едва он успел произнести эти слова, как из почтовой конторы торопливо вышел какой-то джентльмен и загородил им дорогу. Но, посмотрев на них, смутился и бросился в сторону. Быть может, читатель догадывается, что это был Левисон. Узнав его, Уильям воскликнул:

— Ах, папа, я ни за что на свете не хотел бы быть таким злым!

Карлайль хранил молчание; он казался равнодушным, и только на губах мелькала едва заметная презрительная улыбка.

Дойдя до жилища судьи Гэра, они увидели, что последний расхаживает взад-вперед по комнате в сильном волнении.

— Скажите на милость, Карлайль, что же это такое происходит? — воскликнул он, увидев их. — Сегодня я не пошел в суд, но мистер Риннер поведал мне о совещании, которое происходило при закрытых дверях.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — заметил Карлайль.

— Наши судьи будто бы решили доказать, что Ричард не убивал Галлиджона! — продолжал судья Гэр шепотом.

— В самом деле?

— Да… и что убийство совершено Левисоном, понимаете, Левисоном!.. Но это невозможно. Ричард не может быть невиновен…

— А я вполне этому верю. Ричард невиновен, и это будет доказано всему свету.

— Карлайль, это немыслимо! Подумайте сами! Ну, зачем тогда он стал бы скрываться? Почему же он не показывал сюда носа и не хлопотал об оправдании?

— Почему он не приходил сюда, когда вы сами поклялись предать его, мистер Гэр?

Лицо судьи позеленело. Он помолчал, а потом воскликнул:

— О, Карлайль, как могли бы вы отомстить Левисону! Если бы одна особа была жива, вы бы заставили ее опомниться!

— Каждый сам себя заставляет опомниться, — ответил Карлайль, взяв ребенка за руку.

И, поклонившись миссис Гэр издали, продолжил путь. Изабелла шла возле ребенка; она вся дрожала от горя и волнения. Судья с сосредоточенным видом смотрел им вслед. Он никак не мог понять того, что происходит. Ричард невинен! Ричард, которого он так немилосердно преследовал и которого сам хотел подвести к виселице!

В среду утром колокола в Вест-Линне весело звонили. Народ валил со всех сторон; остававшиеся в домах теснились к окнам; всюду замечалось необыкновенное оживление. В десять часов должны были объявить имя избранного кандидата.

Барбара с детьми и гувернанткой выехали в коляске. Гувернантка выразила желание остаться дома, на что Барбара не согласилась. Она была почти оскорблена таким равнодушием, так как дело касалось Карлайля. Прежде всего необходимо было, чтобы миссис Вин взяла на свое попечение Люси, в то время как она, Барбара, присматривает за другими детьми. Итак, миссис Вин вынуждена была сесть в коляску; она поместилась напротив миссис Карлайль, закутав лицо густой вуалью и надев синие очки.