— Вот видишь, я всегда считал тебя умницей.
— А то как же, — с облегчением подхватила тетушка Азнихан и подсела к дочери поближе.
— Отец, — сказала Маимхан, и глаза ее заблестели, как блестит, играя на солнце, родниковая струя. — Отец, уже не сегодня и не вчера я поняла, что стала взрослой…
— Ишь ты, Азнихан, послушай только, что говорит наш бесенок…
— Но я не хочу прожить свою жизнь, как другие, ничего не видя, кроме четырех стен, не поднимая головы от очага…
Дядюшка Сетак улыбался и кивал ей в ответ, вряд ли схватывая полностью смысл ее слов.
— Я хочу, чтоб ты знал, отец… Я не зря училась, не зря читала книги, которые приносил мне мулла Аскар… Я обо многом передумала… Не могу объяснить, но что-то… Я чувствую, что-то растет, зреет в моей душе, будто легкий ветерок наполняет мою грудь… Ах, что люди!.. Пусть себе мелют языками, клянусь тебе, мои помыслы чище детской слезинки! Вам никогда не придется краснеть за свою дочь, поверьте мне, никогда!..
— Родная моя, золотая моя… — Тетушка Азнихан обдала дочь и начала целовать ее в лоб, глаза, щеки, в густые шелковистые волосы. И в дом, где, казалось, должна была неизбежно разразиться гроза, теперь будто заглянуло ласковое солнце взаимного примирения.
Как всегда, на ходу мулле Аскару легче думалось.
По дороге домой он продолжал размышлять о надвигающихся событиях. Кто сумеет их возглавить? Кому поверят, за кем пойдут люди?.. Какой человек обладает всеми нужными качествами и в то же время свободен от недостатков и слабостей, которые можно поставить ему в упрек?.. Мулле Аскару невольно представилась Маимхан. Эх, не будь она девушкой… А молодость?.. Молодость в таком деле не помеха. Важно другое: горячее сердце, ясный ум, сила духа, способная увлечь за собой других… Ахтам?.. Он тоже справится с этой ролью… И кузнец Махмуд для нее неплох… Только слишком простодушен кузнец, легковерен… Крепки его кулаки, да темновата голова, ему бы хоть немного грамоты, знаний… Мулла Аскар перебрал еще несколько человек, но ни один его не удовлетворил. Были, были у него на примете люди твердые, смелые, преданные всей душой великому делу, но каждому чего-то не хватало… Так и не сумел он определить свой выбор, а мысли его постоянно возвращались к одному и тому же: Маимхан… Он верил в свою ученицу, недаром столько лег росла она под его присмотром, недаром он сам, подобно искусному ювелиру, обтачивал и чеканил ее ум и характер. Но что поделаешь, ведь и мулла Аскар был мужчиной и никуда не мог уйти от предрассудков, свойственных этой половине рода человеческого. Женщина, девушка, — всякий раз это оказывалось препятствием, перед которым отступала его решимость…
Знакомый лай Илпатджана возвестил мулле Аскару, что он наконец приблизился к своему дому. Собака кинулась навстречу хозяину, повизгивая от радости, ткнулась в ноги, лизнула руку теплым влажным языком.
— Да, да, ты соскучился, мой дружок… Но я не забыл про тебя, нет, не забыл… Вот поешь… — Мулла Аскар вытащил из-за пазухи лепешку и кусок мяса и положил перед псом. — Ну, а как поживает наш Иплятхан? Или он гоняется до сих пор за какой-нибудь шустрой ослицей?..
Мулла Аскар прошел в комнату, зажег свечу и только теперь ощутил, как устал и как ему хочется пить. Он налил из ковша воды в тыквянку, на дне которой сохранилось немного прокисшего молока, помешал, отпил несколько глотков. Затем из ниши, где в несколько, рядов стояли книги, достал одну из них, в толстом твердом переплете, разложил ее на джозе и принялся неторопливо листать.
— «Нет жизни для человека, вне жизни его народа», — прочитал вслух мулла Аскар и улыбнулся. Морщины усталости разгладились на его лице.
«Эта истина поможет укрепить души слабых и пробудить погруженные в дремоту», — подумалось ему.
— «Любовь к Родине — свойство достойных», — прочел он дальше. «Что ж, неплохо, если эти слова усвоят все, кто называет себя уйгуром…» Мулла Аскар поставил перед собой чернильницу, расправил чистый лист бумаги и занес над ним перо…
«Земли Восточного Туркестана с незапамятных времен населяли уйгуры, эти земли были и вовеки пребудут родиной их предков и потомков. Но маньчжуро-китайцы пришли сюда, установили свою власть, огнем и мечом утвердили свое господство. Некогда свободный и гордый народ много лет терпит насилие и издевки чужаков, честь и достоинство его растоптаны, стерты в пыль, вырождение и гибель прочит ему будущее…»
Об этом писал мулла Аскар, писал раскаленными от гнева и боли словами.
«О народ мой, носивший славное имя и утративший его! Вспомни: ведь мы не скоты бессловесные, мы — люди! Не твари бездушные — чувствами и разумом одарил нас аллах, создавая! Мы не безвестные странники в этом мире, не сироты, не пасынки среди других народов! И у нас есть свои обычаи, своя история, свои герои. Вечным светом сияют имена Махмуда Кашгарского и Юсуфа Хас-Хаджиба среди ярчайших созвездий на небосклоне науки и разума. Почему же мы сносим все унижения, не стыдясь ни предков наших, ни наших детей?.. Древние могилы зовут нас к борьбе и отмщению! Пробуждайтесь, братья! И пусть заклятым нашим врагам не останется места в нашей земле, пусть она обжигает ступни их ног, пусть ядовитым станет для них наш воздух! Соединим наши силы, сомкнем плечи! Наша победа — в сплоченности, наше торжество — в единстве! Поднимайтесь, братья!»
Мулла Аскар перечитал написанное, подумал немного и добавил:
— Если погибнуть, то шеитом[90], если остаться в живых, то гази[91].
Он еще раз пробежал строчки, начертанные тонкой арабской вязью, остался доволен. «Таков будет наш первый выстрел, — усмехнулся он. — Теперь эти листки надо переписать, размножить… Но тут нужна помощь Маимхан и Хаитбаки…» — Мулла Аскар допил остатки разбавленной простокваши, зевнул, распрямил затекшую спину не хрустом потянулся.
Во дворе залаял Илпатджан. Потом заскребся в дверь лапой. Мулла Аскар насторожился, прислушался, затаил дыхание. На цыпочках прокрался к двери, сквозь щелку выглянул наружу. Возле забора стоял какой-то человек. Кто бы это мог быть?.. Незнакомец обернулся и кому-то помахал рукой. Собака, почуяв, что хозяин подошел к двери, залаяла громче. «Уж не китайские ли это ищейки?» — подумал мулла Аскар. На всякий случай он быстро собрал со стола, исписанные листки, сунул в выходную трубу очага и опять подошел к двери. Теперь незнакомец стоял посреди двора, неподвижный, как столб. Мулла Аскар вгляделся в него…
— Нет, — пробормотал он, приоткрывая дверь, — не такой уж это незнакомец…
Старые глаза не подвели муллу Аскара и на этот раз.
— Эй, Ахтам, что ты испугался моего щенка? Какой же ты после этого джигит?..
Ахтам почтительно поздоровался с учителем и взял муллу Аскара за руку, коснулся его ладонью своих глаз.
— Я не ожидал тебя сегодня, — говорил мулла Аскар, широко распахивая дверь своего дома и пропуская Ахтама вперед. — Значит, наш вестовой оказался быстрым!
— Не зря сказано, что конь — крылья джигита. А мой конь — настоящий тулпар!
— Ты прав, сынок, людям нужны крылья… Ох, как нужны!.. — Мулла Аскар задумался.
— Я… В прошлый раз, когда я был здесь, я не смог вас увидеть, учитель…
— Не стоит говорить о прошлом, дорогой мой, — перебил его мулла Аскар. — Думай о завтрашнем, только о завтрашнем. У нас много дел, они не ждут.
Ахтама удивил суровый, повелительный тон, которым были произнесены эти слова.
— Но ты голоден?.. Я забыл, ведь раньше, чем говорить о деле…
— Не беспокойтесь, учитель. По пути сюда я заехал к тамуру[92] накормить коня и сам напился у него коже[93].
— Тогда пеняй на себя… — Мулла Аскар подошел к очагу, вынул спрятанное письмо и протянул его
