На дне корзины, выстеленной мохом,Не так яснеет щучья чешуя,Как озеро, серебряным горохомВскипающее рьяно по краям. Иду за ним. Подъем оброс Лесной глухой породой, Поверх подъема лег погост — Карелов мертвых отдых.Выходит пастор — углублен и сух,Выносит гроб, по вереску шурша,Морщинятся высокие старухи,Слезая с таратаек не спеша. Ну разве так работника хоронят, Под шамканье, под ветхие слова? Зарытая в молитвенной попоне, Старушечья мерцает голова.Я ухожу. Мне не по нраву это,Трущоба крика просит,Я не хочу прослыть немымНад озером, перед толпою сосен,Вздымающих зеленые умы. Сквозь черноту, черемухины скаты, Замытые, слепые поколенья Я вызываю старого собрата. За мною глушь горланит: «Вейнемейнен!»Игрок в слова! Твоя страна СуомиГранитным пауком оплетена,Она без языка сегодня, Вейнемейнен,Твоя, старик, страна. Игрок в людей! Твоя страна Суоми Угрюмою щетиной поросла, Она с веревкою на шее, Вейнемейнен, У ног хозяйского стола.В Суоми нет игры. ПаучьеГнездовье стены замело,Пой, Вейнемейнен, ты ведь знаешь лучше,В чем яростное песен ремесло. Как нужно песен узел завязать И распустить, соединяя снова, Я здесь затем, чтоб посмотреть в глаза Трущобам, требующим слова.Разведчик я. Лишь нагибаю ветки,Стволы рубцую знаками разведки,Веду тропу, неутомим,Чтобы товарищ меткийВоспользовался опытом моим. А что подчас шагаю я неслышно, Что знаки непонятны иногда И что мою тропу находят лишней,— Так, Вейнемейнен, это не беда.
ЛАДОГА
Заря утра обводит леса плечи,Мы глушью сыты до краев,Закат сыграл свои сигналы, вечер —Все та же глушь поверх голов.Так день изо дня среди озера пашенЛишь парус рабочий маячит,Да конь полудикий стоит ошарашен,Подброшен холмами, как мяч.
