Ночная земля осыпана снегом и хмелем,Мы отданы ей, мы земному верны мятежу —В расплавленной солнцами ВенесуэлеПальмовым людям когда-нибудь все расскажу:О сердцах, о глазах, больших и тревожных,О крае моем, где только зима, зима,О воде, что, как радость земную можноСиними кусками набить в карман.И люди поверят и будут рады,Как сказкам, поверят ледяным глазам.Но за все рудники, стада, поля, водопадыТвое имя простое я не отдам.
«Разве жить без русского простора…»
Разве жить без русского простораНебу с позолоченной резьбой?Надо мной, как над студеным бором,Птичий трепет — облаков прибой.И лежит в руках моих суглинокИзначальный, необманный знак —У колодцев, теплых стен овинаПросит счастья полевой батрак.Выпашет он легшие на роздыхИз земной спокойной черноты,Жестяные, согнутые звезды,Темные иконы и кресты.Зыбь бежала, пала, онемела,А душа взыграла о другом,И гайтан на шее загорелойПерехвачен песенным узлом.Земляной, последней, неминучейПослужу я силе круговой —Где ж греметь и сталкиваться тучам,Если не над нашей головой?
«Я одержимый дикарь, я гол…»
Я одержимый дикарь, я гол.Скалой меловою блестит балкон.К Тучкову мосту шхуну привелСедой чудак Стивенсон.И лет ему нынче двадцать пять,Он новый придумал рассказ —Ночь отменена, и Земля опятьЯсна, как морской приказ.Пуля дум-дум, стрела, динамитЛовили душу мою в боях,И смеялась она, а сегодня дрожитБолью о кораблях.Но я такой — не молод, не сед,—И шхуне, что в душу вросла,Я не могу прочертить ответСоленым концом весла.Пусть уходит в моря, в золото, в лакВонзать в китов острогу,Я сердце свое, как боксер — кулак,Для боя в степях берегу.