Кустарник стоял. Поредели сосны.На неожиданном краю землиЛежала лодка в золотых осколкахПоследнего разбившегося солнца.Ни голоса, ни следа, ни тропы —Кривая лодка и блестевший лед.Как будто небо под ноги легло,Лед звал вперед, сиял и улыбалсяБольшими белыми глазами — лед!Он легким был, он крепким был, как мы,И мы пошли, и мы ушли б, но лодка —Она лежала строго на боку,Вечерние погнувшиеся доскиНам говорили: «Здесь конец земли».За черным мысом вспыхнуло сиянье,И золото в свинец перелилось.Ты написала на холодной льдине —Не помню я, и лед и небесаНе помнят тоже, что ты написала,—Теперь та льдина в море, далекоПлывет и дышит глубоко и тихо,Как этот вечер в золотых осколкахПлывет в груди…
ВЕТЕР
Вперебежку, вприпрыжку, по перекрытымПроходам рынка, хромая влетСтеной, бульваром, газетой рваной,Еще не дочитанной, не дораскрытой,Вчера родилась — сейчас умрет,Над старой стеною часы проверив,У моря отрезал углы, как раз —Ты помнишь ветер над зимним рассветом,Что прыгал, что все перепутывал сети,Что выкуп просил за себя и за нас.Сегодня он тот же в трубе и, редея,Рассыпался в цепь, как стрелки, холодея,И, грудью ударив, растаял, как залп,Но что б он сказал, залетев в наши стены,Мы квиты с ним, правда, но что б он сказал?
ЭПОХА
Над сонной прихотью семян,В сердца заброшенных привычкой,Встает обширная семьяТревог живых, огней и кличей.Сквозь ветхой ночи ледоход,Сквозь пену будней проступила,Во множестве имен растетЕе связующая сила.И в урожайном жите сел,И в колуна кривой насечке,Она, где в волны кинут молИ волноломами иссечен.Впивая пульсы птичьих горл,Над цветником колдует пулей,Так город ритмом камня горд,Горд месяц облаком в июле.И чтоб никто не избежал,Не медью — нет, не мерой метит,Но в щеки, в травы льется жар,В ручьи, как в руки, входит ветер.И чтоб никто ни перед кемНе утаил, не прожил розно,Секундомер в ее рукеКак прорезь жил в листе березном.
