Сначала – яйца, а потом птенцы – А к осени то самки, то самцы Приветливые гнезда покидали. Волчица на болоте в камышах Волчат кормила. В прудовых ковшах Мальки линей, как молнии, мелькали. Дубы взрослели, ширились, росли. Мужала молодь. Теплый пар земли Дыханьем жизни наполнял лощины. А на тропинках – косточки, крыло, Останки птицы. Белое весло Лопатки волчьей. Труп сухой осины. Зверье умеет скрытно умереть, Чтобы никто не видел. Жизнь и смерть В лесу – как неразлучные подруги. Из мертвых листьев прет побег живой. Всё скрыто жизнью, как густой травой, Зеленой сеткой из ростков упругих. И лес ему лишь жизнь преподносил, Горячую, исполненную сил И буйного брожения, и соков. И мне всегда казалось, что лесник – Не человек, не просто лишь старик, А, словно лес, не знает наших сроков. И вдруг – конец! Но как поверить мне, Что он погиб так просто, в полынье, Что он был после найден рыбаками? В избе смолою пахнет. Над столом Блестит ружье начищенным стволом И спусковой скобою, и курками. Лягавый пес, пятнистый, в завитках, Умно глядит, как будто ждет в сенцах, Когда ж хозяин кликнет на прогулку. Вдова-старуха, вся черным-черна, Усевшись, в полушалке, у окна Ревет навзрыд и причитает гулко. Не верится, что завтра на плечах Сородичей, с оркестром, в кумачах, Он поплывет на сельское кладбище, Где гомозятся первые грачи, Где бледно-желтым пламенем свечи Пылает куст, где первый зяблик свищет. Так это смерть? Еще позавчера Мы с ним вдвоем сидели у костра. Лес вспыхивал. Стволы стояли в лужах. Копилась ночь в оврагах и ярах. Весна теплом дышала на буграх Среди безлистых сучьев неуклюжих. Старик сидел, пригорбясь, весь в огне, Весь в отсветах. И он казался мне Дремучим, странным сердцем этой ночи. Казалось мне: он может, знает всё. Лишь подмигнет – и скрытное зверье Появится из-за кустов и кочек. Лишь подмигнет – и двинутся стволы, Лишь улыбнется – и не станет мглы: Ночь зашипит, заплещет глухарями. Захочет он – и тут же на виду Глухарь, как шишку, дикую звезду
