Не отдадим никому! И на капитанский мостик Взошел я впервые тут. А гадины наступают. Наказывает Москва – Идти на Урал, Где снова Свистит казачий кнут. И чехам На пятки встала Проворная братва». Сиделец молчал. И гулко, трескуче захохотав (Свинцом поливает окна, И меркнут глаза икон), Присаживаясь на стойку, Матрос засучил рукав, И на предплечье выполз Гребенчатый дракон. Сиделец молчал… Но ярый Гость тут же сорвал рывком Чересполосый тельник. Расхватывая швы, И грудь обнажил. В колосьях, В обнимку с кривым серпом, Сиял Угловатый молот – <Таинственный> знак Москвы.
6. За окном
А ливень, Не уставая, Обхаживал темный мир, Сгустившийся за окошком. И версты – Через овраг – Закручивались как петли, Завязывая трактир. И села в оврагах мокли, Как в плещущих ковшах. А псы под крыльцо забились. И в воздухе пепел плыл. Чешуйки огней погасли. В бревенчатых кораблях Похрапывали уральцы, Набравшись медвежьих сил, Среди сундуков и крынок, С берданками в головах. Похрапывали уральцы, Грудастые кержаки. Мохнатые рты сосали Смолистую благодать. А темень перетряхала Кондовые сундуки, Узорчатые укладки, Задвинутые под кровать. Каемчатые шали. Оленьи пимы. Платок С крестами. Паневы. Кики И бисерная объярь. И библия в темной коже, – Узоры гусиных строк В отметках отцов и дедов, – Семейный календарь. Настоянное в столетьях, Бродило еще вино Хлыстовских богородиц, Юродивых и христов. Еще по ночам радели. Еще не так давно Вертелись и выкликали
