ширящейся полоской света, она будто бы выбирала кому из нас троих первому врезать берцем по зубам. Ее лицо накрывала тень, но, тем не менее, предчувствие было таким, будто целится она именно в мою небритую харю.

       - Петушочки, на выход, - приказали гнусавым, прокуренным басом.

       К числу обозначенной категории людей мы себя, естественно, не относили, а потому команда конвоира оставалась без выполнения. Какое-то время.

       - Ошибся дверью, урка, - ответил сержант Бакун, и мне почему-то показалось, что зря это он. Не хочешь считаться петухом - не отзывайся, но хамить человеку с оружием, для которого грохнуть тебя, что мимо писсуара сходить... Ну, хрен знает, ежели честно.

       Громадина с ментовской дубинкой в руке второй раз не повторял. Вломившись в камеру, он отбросил девушку на стену, и, замахнувшись, ударил сержанта по голове. Тот только и успел, что выпростать в защитном рефлексе руки. Конечно, это была тщетная попытка. Все равно, что выставить на пути поезда знак 'стоп' и надеяться, что он его остановит. Лейтенант вскочил на ноги, попробовал оттолкнуть здоровяка, но этим лишь переключил его на себя. Твердый резиновый жезл опустился ему на спину, ударил по ребрам, затем еще два удара пришлось по затылку Бакуна. Остановил здоровяка лишь его кореш, когда он вознамерился хлобыстнуть сержанта по лицу еще раз.

       - Хорош, не переусердствуй. А вы - бегом, сказал! - рявкнул он.

       Мы поднялись, Трофимов помог тяжело дышавшему сослуживцу удержаться на ногах. Две кровавые струйки сбежали вниз по того бледному лицу, в глазах возникла размытость, словно от легкой стадии опьянения.

       - Ты оставайся, - здоровяк ткнул в меня ментовской дубинкой. - Хуле с тебя толку.

       Когда лязгнула массивная металлическая дверь, в камере снова стало темно, как у негра в известном месте. Через щель в неплотно прикрытой 'кормушке', внутрь камеры проникало лишь тусклое оранжевое мерцание, достаточное абы отличать предметы от серых стен.

       - Допрашивали? - спрашиваю.

       - Не чаем с плюшками угощали. Развяжи.

       Приблизившись к ней сзади, я не мог не почувствовать, как дернулся пацан у меня в штанах. Тут бы хоть по заднице ладонью хлопнуть, все ж сдачи не даст, но заставляю себя сдержаться.

       Узел на руках у нее затянут туго, вязали будто действительно боялись, что глаза выдерет. Но нам ведь не впервой, развяжем.

       - Слышь, а кто такой Чирик? - спрашиваю, на ощупь пытаясь отыскать концы веревки. - По ходу, он здешний. Должен был сказать мне, где тебя искать.

       Честно говоря, я потому и спокойный такой до сих пор, что где-то в душе надеюсь на халяву вопрос решить. Поэтому очень не хотелось бы услышать, что Чирик тут дежурная задница для голодных абреков.

       - Меня не надо искать, - ответила она. - Я сама нахожу кого нужно. Не заметил?

       - Послушай, - я оставил узел, повернул девушку к себе лицом, - вообще-то я по-нормальному с тобой говорить пытаюсь. Чего бухтишь?

       - Он брат мой двоюродный, - будто бы речь шла о чем-то постыдном, сказала она. - А по совместительству 'договской' информатор, его Жека с Коробовым здесь стукачом поставили. Он и маякнул Коробу, что кто-то сигнал подает. О том, что ты подал сигнал, мне маякнул наш общий знакомый. Надеюсь, понимаешь, о ком речь?

       Призрак.

       - Все, узнал, чего хотел? Развяжи теперь.

       Она повернулась ко мне спиной и я снова поймал тот же импульс снизу. Да, давненько не попадалась мне такая бойкая и притязательная. Шлюхи с 'дома на углу', которым заведовал сутенер со стажем по прозвищу Кот, невзирая на стаж, не обладали и долей шарма, которым магнитила к себе эта девушка. Кстати...

       - Зовут-то тебя хоть как?

       Она ответила не сразу. Выдержала, как это им - фемен - подобает, интригующую или как там ее еще назвать паузу. В какой-нибудь иной ситуации, возможно, предложила бы угадать с трех попыток. Типа, у меня тогда появился бы шанс сыграть в Нострадамуса.

       - Ольга.

       - Приятно, - я умышленно кашлянул. - Познакомиться. Меня Глеб, если что.

       - Это я уже слышала. Скажи лучше, за ким чертом ты ввязался в эту историю? Надо было уходить, пока такая возможность была.

       - А чего за 'ким'? Может, за 'кой'? Надеюсь, у тебя вакантно? - напрямую спросил я.

       Веревки упали на пол, и она тут же повернулась ко мне лицом. Слегка наклонив набок голову, будто бы сомневаясь, что правильно расслышала, она свела брови к переносице и уставилась на меня. Шпилила пристальным взглядом, будто я спросил ее невесть о чем.

       - А это тебе еще для чего? - Ее брови подскочили, на губах появилась кривая, ложная улыбка. - К себе, может, пригласить хочешь? Носки стирать некому, что ли? Или в батарею совать надоело?

       - Да не. Просто мы тут в камере двое. Мало ли что может случиться. Чтоб муж ревнивый потом за мной не сбегался.

       - Ой. Если ты волнуешься за это, обещаю - не буду мешать тебе фантазировать. Ты же привык делать это наедине, верно? Я отвернусь, если что.

       - Ну, отвернись. Руки на стену и попу ко мне. Так тоже пойдет.

       - М-м, так ты типа умелец со всех сторон? А справишься, тягачок?

       - Как раз и проверишь.

       - У-у, а это было уже страшно. Красная шапочка вся дрожит при виде волка. Что ж он с ней сделает?

       Как я уже упоминал при раскладе примерно сходном, есть момент, при наступлении которого нужно действовать. Не отвечать дерзостью в ответ, пусть бы каким хлестким эффектом она не обладала, а именно действовать. Если не пораженно отползать с поджатым хвостом, то хотя бы встать на ноги. Ага, как тот заяц, по которому волк в небезызвестном мультфильме, начал шахматными фигурами шпулять. Продемонстрируй намерение, подымись, и будь готов к дальнейшим действиям, иначе с высоты еще больнее падать.

       Я вдавил ее собой в стену. Вроде как машину при краш-тесте. От неожиданности или боли Оля сдавленно вскрикнула. Ее каштановый хвост враз оказался намотанным на мою руку. Издав утробный гул, прошедший через ноздри, я оттянул ее голову назад и вниз. Не давая высвободиться, наклонился к ней и впился в ее пухлые губы. К маниакально-страстному ощущению, возникшему от прикосновения к ее устам, на языке возник солоноватый привкус крови. В одночасье щеку и шею обожгло - как тигр лапой провел. Удар коленом, что должен был расшибить во мне мужское начало, пришелся по внутренней части бедра. Спасло лишь, что не оказалось места для размаха. Хвост ее ни на секунду из руки не выпустил.

       Она отбивалась достойно, колошматила меня кулаками по спине, пару раз угодила по лицу. Странная вещь, обычно, когда попадаешь в аварию, мозг просто отключает записывающую функцию - не помнишь потом ничего, на глаза в хаотическом порядке выныривают лишь обрывистые фрагменты разной продолжительности. Когда творишь что-нибудь под адреналином - происходит то же самое. Но в сей раз я превратился в некое устройство, которое улавливало абсолютно все: от шорохов под подошвами моих 'мартенсов', минуя частое и громкое Ольгино дыхание, разнобойный стук сердец и заканчивая хохотом каталовских отморозков где-то на другом конце вселенной. Я увидел, заметил и проанализировал все до мельчайших подробностей, но в основном ее глаза. Как меняется их выражение с крайне-возмущенного, окунутого в темный соус злобы и отвращения в... мстительный? Отвечающей той же монетой.

       Спустя всего пару секунд, потребность в насильном ее удержании отпала. Напрасные попытки отбиться обессилели, пружинный стержень в ней перестал стремиться встать в исходное положение. И язык ее, наконец проникший ко мне в рот, оживал там, становился смелей, обретал игривость и азарт.

       Дышала она громко, часто, ее упругая грудь под моей рукой вскакивала и опускалась с четко определенной частотой, будто изнутри ее толкала мощная помпа. Она втягивала мои губы в себя с такой силой, что мне стало до умопомрачения любопытно, что же она вытворяет с кой-чем другим. Хотелось этого