Скажи, а в том городке есть лавки?
— Да, монсеньор, сколько угодно! — воскликнул Питер.
— Тогда присмотри и купи для своей супруги подходящее платье для верховой езды, — распорядился хозяин.
Иоланда вмешалась:
— Мне достаточно того, что на мне.
Но тут же подумала, что любое неудобство, испытываемое ею в дороге, может замедлить бегство герцога из Франции, и поэтому ей лучше не возражать.
Но здесь Питер проявил свой неуместный гонор:
— Мы сами заплатим за свою одежду!
— Если вы мои слуги и в данных обстоятельствах не можете носить подобающую ливрею, я обязан вас обеспечить одеждой за свой счет, — холодно возразил герцог. — Или вы отказываетесь служить мне, несчастному изгнаннику? — с насмешкой поинтересовался он.
— Нет! Нет! — хором воскликнули брат и сестра.
Когда тихий вечер окутал берега Сены легким туманом, барка, опустив паруса, замедлила свой ход.
В укромной бухточке, под сенью старых ив, путешественников ждали лошади, и Питер с Хоукинсом подавали с берега сигналы.
До момента расставания с судном Иоланда заслужила похвалу всего экипажа за омлет, приготовленный ею по английскому обычаю на ленч.
Барка уткнулась носом в песчаную косу, обтекаемую быстрой струящейся водой.
Иоланда собралась было прыгнуть в воду, чтобы вброд добраться до берега, но герцог поднял ее на руки и некоторое время она летела по воздуху, чувствуя себя наверху блаженства.
Если бы шпионы Фуше или какие-то другие негодяи умертвили сейчас Иоланду, она все равно сочла бы, что ее жизнь прожита не зря. Ведь она снова ощутила объятия сильных рук любимого человека.
— Всегда рад послужить вам вновь, монсеньор! — пробудил ее от грез хриплый от речной сырости голос Бувье. Он получил обещанную плату и был очень доволен.
Лошади на окутанном туманом лугу мирно щипали травку в ожидании ездоков. Питер был горд своим выбором.
— Все до одной резвые лошадки! Они домчат нас как ветер!
Кавалькада из четырех всадников двинулась вперед по сельским дорогам. Луна освещала им путь.
В четыре утра наступил рассвет.
Герцог приметил густую рощу для короткого привала.
— Бувье на прощание снабдил нас отличным вином и жареными цыплятами, — сообщил Хоукинс. — Какие бы революции ни происходили в этой стране, еда у них всегда отличная!
Питер встретил это сообщение с воодушевлением. Его молодой организм нуждался в подкреплении.
Иоланда, напротив, едва прикоснулась к еде, отщипывая по кусочку. Слишком высоко вознеслась она в своих мечтах. Скоро ей придется опуститься на грешную землю.
Герцог, укрывшись плащом, задремал. Он ничем не выделял Иоланду из прочих своих спутников, лишь проявляя свою обычную холодную вежливость.
Иоланда почему-то вспомнила, как выбирала вместе с Питером себе наряд для путешествия на врученные герцогом деньги.
Они зашли в первую же попавшуюся лавчонку.
— Герцог слишком щедр. Что бы это значило? Он хочет видеть возле себя роскошную амазонку? — недоумевал Питер.
Она хотела бы возмутиться, но тут же поняла, что Питер просто поддразнивает сестрицу.
Как ей ни было неловко, но все же Иоланда выбрала понравившийся ей и самый дорогостоящий наряд — небесно-голубой, под цвет своих глаз.
Он пришелся ей впору… лишь четверть часа ушло на ушивание его в талии услужливой мастерицей.
Питер залюбовался ею, Хоукинс отпустил сдержанный комплимент, а герцог… он не обратил ни малейшего внимания на то, что она преобразилась, и поскакал вперед, увлекая за собой спутников.
«Я верну ему это платье, как только мы переправимся через пролив, — решила Иоланда. — Я не приму от него никаких денег, кроме той суммы, что я заработала, будучи в услужении у мадемуазель».
Будущее ее было обеспечено месяца на два — ведь у нее сохранились еще драгоценности покойной матушки. А что будет дальше? Об этом не хотелось думать.
Краткий отдых пошел всем на пользу — и людям, и лошадям. За день они проделали большое расстояние и были уже неподалеку от Гавра, как вдруг стал накрапывать мелкий, нудный дождик.
— На этот раз сельская идиллия в духе Жан-Жака Руссо нам не подойдет. Придется отказаться от привала у костра и поискать ночлег под крышей, — сказал герцог. — Мы ведь не железные и размокнем под дождем.
При этом он бросил на нее взгляд, и Иоланде подумалось, что герцог все-таки больше заботится о ней, чем о себе и других путешественниках.
Но почему он так равнодушен, холоден и ни разу не вспомнил о поцелуе в шкафу на корабле, о произнесенных тогда словах любви?
«Может быть, я сделала что-то не так… сказала что-то не то… и теперь ему не нравлюсь, вызываю в нем отвращение?» — в отчаянии подумала она.
Ей иногда хотелось ударить лошадь хлыстом и ускакать прочь от кавалькады, остаться наедине с дождем и ветром, чтобы они… эти мужчины не искали ее… и забыли о ней.
Придорожный трактир, до которого усталые путники с трудом добрались по размокшей дороге, был крохотный и забит до отказа.
— Я могу предложить вам только маленькую комнату для монсеньора и мадам, а остальным придется устроиться на чердаке, — заявил владелец трактира.
— Нас это устраивает, — кивнул герцог. — Латур с женой переночуют в комнате, а мы с Хоукинсом послушаем на чердаке, как стучит по крыше дождь.
— Нет! — воскликнула Иоланда, едва не выдав всех обращением «ваша светлость». — Мы с супругом всегда спим раздельно.
Герцог удивленно вскинул брови. Питер поспешил объяснить:
— Иоланда утверждает, что я отчаянно храплю и не даю ей заснуть.
— Понятно. Тогда мадам займет одна этот роскошный номер, — пожал плечами герцог.
Иоланда попыталась было возразить, но в тоне герцога была та же властность, которую она ощутила при первой их встрече в Кале.
Еще до конца не осознав, что происходит, она очутилась в уютном, но безвкусно обставленном номере. Ковры и дрезденские фарфоровые безделушки, казалось, заполняли все пространство комнаты.
Иоланда опустилась на кровать, не раздеваясь и не зная, что с ней произойдет в ближайшее время… и тут же уснула, утомленная многочасовым путешествием.
Ее разбудил стук в дверь.
Или это шпионы Фуше пришли за ней, или герцог заглянул, чтобы ее поцеловать. Оказалось ни то, ни другое.
Питер пришел позвать ее к завтраку.
Завтрак был превосходен. Французы знали толк в еде. Хозяин трактира был общителен и чрезмерно любопытен, но, заметив, что постояльцы не склонны к беседе, вскоре отстал от них. Отдохнув и подкрепившись, путешественники сели на лошадей и продолжили путь.
