никогда не пользовалась сомнительными рекомендациями не то, что знахарями или знакомыми, но и уважаемыми лекарями, для сохранения фигуры. Старалась избегать острых и незнакомых блюд, мало потребляла соли и сахара. Вела нормальный спокойный образ жизни.

    И вот, теперь всё рухнуло. Привычная жизнь, ежедневные заботы, размеренный распорядок дня, обеды, завтраки, ужины. Куда всё подевалось и зачем всё это, если её муж, благороднейший человек, уважаемый и благополучный член общества, сидит в тюрьме. Как он там обходится без тёплой ванны, без приличного обеда, что он там вообще кушает, кто ему стирает бельё. У него даже нет с собой приличной смены. Сара вообще не представляла себе где и зачем он сидит, что там за обстановка. Слухи, доносившиеся до неё, ужасали её. Она пыталась узнать у Акулины хоть какие-то новости, но та молчала и ничего не говорила, не желая огорчать хозяйку. Акулина отговаривалась: «Ничего не слышала, ничего не знаю. Б-г его сохранит и спасёт. Не убивайтесь так хозяюшка, не мучьте своё сердце. Всё образуется»

    Каждый божий день Акулина открывала почтовый ящик, висевший на внутренней стороне входной парадной двери и вынимала почту. Почтальон просовывал в щель письма, газеты, а Акулина передавала их хозяину, когда он был ещё дома, до ареста. Теперь она относила всю почту хозяйке. Акулина заметила, что, читая некоторые письма, хозяйка рыдала, разрывая своё и её сердце. Она никак не могла взять в ум, почему хозяйка плачет. Как-то раз она не выдержала и спросила:

 - Почему Вы плачете, дорогая хозяюшка, когда читаете  письма?

 - Ты послушай, что пишут, - открыла одно из последних, полученных только сегодня, - «Смерть жидам! Изверги проклятые. На виселицу живодёров. Мало им, что повесили нашего Иисуса-Христа, душегубы, так они пьют кровь невинных христианских младенцев! Бей жидов – спасай Россию» - вот, что они пишут и так почти каждый день, Акулина.

    Сара читала эти выжженные на её сердце слова и рыдала. Слёзы  текли  ручьём. Она  вспомнила  погромы  на Херсонщине. Акулина как могла утешала хозяйку.

 - То разбойники с большой дороги. Им бы только грабить и убивать. Проклятия нет на их головы. Пусть они горят в гиене огненной. А хозяин буде дома. Всё буде, дорогая хозяюшка, правильно.

    Акулина думала, может не показывать хозяйке те письма. А что, если в каком-нибудь что-то важное. Нет, она не могла утаивать почту от хозяйки.

    Сара в отчаянии и горе перестала чувствовать своё тело, впала в состояние, где нет ни желания, ни страха, вообще ничего, кроме какого-то умиротворения. Боль – это не последний предел. Она подумала о тех, кто страдал, не желая страдать, и не прося о том, чтобы им причиняли страдания. Она вырвалась за рамки своей плоти, перешла границы тела, осталось лишь душа и «свет», иное пространство, рай. Она победила себя и тех, кто причинял ей боль.

     В минуты, когда к Маковскому приходило сознание, ясный ум возвращался к нему, он всё думал, как там его друзья-товарищи. Придут ли они ему на помощь, когда на него навалилось это несчастье? Что они делают для его освобождения? Действуют ли они в полную силу или набрали в рот воды и выжидают, что с ним сделает «правосудие». Сидят ли они по домам, боясь высунуться, как это делали некоторые херсонские евреи во время погромов – заперлись в своих домах, закрыли на задвижки ворота и двери, закрыли наглухо все ставни, не желая видеть и слышать, что творится на улице.

     Маковский и ещё некоторые из зажиточных евреев-мужчин их квартала и близлежащих домов, собрались вместе  и  рассуждали, что  им  делать. К ним постучался в окно околоточный, часто дежуривший в их районе. Его впустили в дом. Он поведал, что в ближайшем районе погромщики грабили и поджигали дома евреев и скоро будут здесь. Он им рекомендовал взять брючные ремни, скрутить их, выдвинуть центральную часть вперёд, держа за пряжку. Он быстро показал, как это сделать на одном из предложенных ремней. Если вытянуть руку вперёд с таким ремнём, то с большого расстояния создавалось полное впечатление о том, что в руке наган. Он быстро, по-военному, расставил всех мужчин по местам между домами и приказал, как только появятся погромщики, выйти из укрытия и нацелиться на толпу своими «наганами». Он подаст команду: «Огонь!» и Маковский поднимет руку с «наганом» вверх, а в это время городовой, стоящий за домом, выстрелит в воздух.

 - А дальше посмотрим, что будет! – уверенно сказал городовой. Он, хоть и был русским, но ненавидел бандитов всей душой.

    Так и сделали. Когда не вдалеке появилась толпа погромщиков с палками  и  факелами  в руках, несколько еврейских мужчин вышли из укрытия и раздался выстрел. Толпа в замешательстве замерла от неожиданности. Задние напирали. Раздался ещё один выстрел. Пуля пролетела над  головами бандитов, а евреи с выдвинутыми вперёд руками с «наганами» шагнули навстречу толпе. Толпа рассыпалась и разбежалась в разные стороны, побросав палки и зажженные факелы, унося ноги «подобру-поздорову». Через минуту никого их наступавших не оказалось по близости. И только через полчаса появилась конная полиция и с удивлением констатировала, что никакого погрома в этом районе не было.

    Евреи щедро наградили спасителя и в скором времени во многих домах обзавелись настоящими наганами и дробовиками.

    И всё же семья Маковских собиралась уехать из Херсона. И дело пошло вкривь и вкось, бандиты грабили не только евреев, но и всё, что двигалось. Нападали на обозы с зерном, на скот, лошадей. Жизнь стала неспокойной, а полиция бездействовала.

    Уже в Одессе до Маковского дошли слухи, что полицейского начальника в Херсоне заменили, ужесточились меры пресечения бандитизма, но это уже не очень интересовало Маковского. Зерновое дело шло в Одессе хорошо.

    Так делают его друзья-товарищи что-нибудь по его делу или заперлись в своих домах? Решился ли кто их них выступить в его защиту перед озлоблёнными антисемитами или боятся самим попасть в опалу, ввязаться в конфликт? Он этого не знал и мучился безвестностью. Если ты попал в такое страшное дело, если на тебя свалился кровавый навет, если тебя выбрали случайно или преднамеренно для съедения зверям, ты можешь ожидать со стороны коллег разную реакцию. Одни  могут присоединиться к этому зверью и терзать тебя в своё удовольствие, другие зароются в свою скорлупу, ожидая развития событий, третьи – если они есть - ринуться в бой за его освобождение.

    Что-то третьих не видно и не слышно, если его дело дошло до суда.

    Для Маковского время – это дело, он не представлял себе пустое время препровождения, бездельничанье. Даже когда он просто сидел в кресле после обеда, он либо читал одесские или киевские газеты, в которых ему были интересны, в основном, цены на зерно, виды на урожай, политическое положение в мире и как это может отразиться на торговле зерном. Он был уверен, что время проходить просто так не могло и не должно. Оно должно было работать, как усталому пешеходу на своих на двоих нужен небольшой привал, чтобы поднакопить силёнок и двинуть дальше по делу – делу  его  жизни. Он  не  любил  простой  ничего  не значащей болтовни, вместе  с  которой  проходит время.

    Страсть к работе, к его делу, было целью и интересом жизни. Он и считал, что интерес к делу создает специалистов, настоящих мастеров своего дела, будь-то портной или сапожник, архитектор или врач. Единственные, кто не мог быть мастером, думал Маковский, это грузчики в порту. Какое мастерство в переносе тяжестей, пудовых мешков таская их взад-вперёд по трапам и причалам. Просто беднягам- работягам нужно было заработать на кусок хлеба, кормить семью. Он их жалел. Он понимал, что другими они стать не могли, а может и не хотели.  Возможно, поэтому они и пьют горькую, заливая вином своё горе, свою никчемность.

    В толпе не сомневались, что в убийстве мальчика накануне еврейской Пасхи замешан верующий еврей.

    И не важно, что он богатый, семьянин. Религия и вера – выше нравственности. А в том, что евреи примешивают в мацу кровь христианских младенцев для святости и снятия грехов, никто не сомневался. Много шума в газетах и пересудах было с делом Бейлиса. Об этом во весь голос орали черносотенцы на всех углах юга России, да и в обеих столицах. Что Бейлиса осудили за ритуальное убийство все знали, но не многие узнали, что его, в конце концов, оправдали и действительные виновники похищения и убийства мальчика, были осуждены и отправлены в тюрьму, немногие и знали, а может и не хотели знать.

    Марк Гольдштейн был блестящим адвокатом. Одесса его хорошо знала. Ну, может быть, не вся Одесса, а заинтересованные в помощи хорошего адвоката, да и судебные органы хорошо  его  знали. Марк