- Любезные. Помогите мне. Слышите меня? – в верхнем этаже со  скрипом открылось окно веранды и пожилая женщина кричала, обращаясь к лудильщикам.

 - Чем можем помочь? - отозвались мастера.

 - Миска течёт, починить срочно нужно, а я не могу спуститься, дома нет никого, одна я.

  - За минуту сделаем. Какая квартира?

 - Седьмая. Третий этаж. Дверь справа. Она открыта. Прошу.

    Наверх поднялись оба, как всегда, не расставаясь.

 - Мадам, так и сидите тут целый день? – спросили у пожилой женщины, сидящей в глубоком кресле возле стеклянной стены веранды.

 - Да, милые. Сижу уже три года. Смотрю на жизнь через стекло.

 - Скучно так сидеть. Смотреть во двор целыми дням.

 - Что вы. Целая жизнь проходит перед глазами. Кто куда ходит, кто с кем общается, кто что принёс или унёс.   

 - Что в этом интересного? - понять Анжей и Коваль не могли.

 - Интересного и загадочного много. Смотреть люди разучились. Днями Василий с пацанчиком пошли в катакомбы, а обратно не вернулись. Что им надо было в тех катакомбах и

 кто открыл им замок в те катакомбы, что были закрыты многие годы на большой замок? Загадка?!

 - Загадка! Давайте миску, починим, дорогая без денег, вы заслужили даже новую миску.

    Вот, где нужно искать. Кто бы мог подумать искать в катакомбах.

 - Привет, Вася, как жизнь твоя? – спросил Фёдор, заходя к Василию в гости разузнать, как дела.

 - Приходили к нам из Городской Управы, искали ключи от катакомбы, говорили, нужно проверить, где течёт из домов вода, - начал разговор Василий.

 - Что ты им травил?

 - Никаких ключей у меня нет и не знаю где? – ответил Васька.

 - Хорошо. Молодец.

    Федя всё понял и нужно срочно принимать меры.

 - Наметилась работёнка. Уехать нужно на пару дней. Недалеко. Сядь и нацарапай мутарше записку.

    Фёдор диктовал, а Василий, потея и пыхтя, писал огрызком карандаша на листке, вырванном из старой тетради:

 «Маманя. Срочно еду в Николаев. Буду через три дня. Привезу денег. Твой Василий»

 - Приходи через час на вокзал. Жди возле касс. Брать с собой ничего не надо. Понял? Давай. Покедова.

    Через два часа они ехали в разных вагонах. Вышли в Раздельной.

    Сара смотрела на фотографию мужа, стоящую на комоде в красивой рамочке, потом взяла её в руки, села в глубокое кресло, в котором любил сидеть её муж и тупо уставилась на фотографию. Она мерно покачивалась в кресле, как во время молитвы, прижимая к груди фотокарточку, как будто могла вдохнуть в мужа силы или высвободить его из мрака безумия.

    «От сумы и от тюрьмы не зарекайся» - любил повторять Маковский. От сумы его берегло воспитание, честность и удача, а от тюрьмы эти человеческие качества, оказывается, не могли уберечь. Да ещё по такому ужасному навету, как достать кровь христианского младенца для пасхальной мацы.

    Акулина старалась хоть чем-нибудь помочь хозяйке, утешить, успокоить, что всё образуется, справедливость, в которую она верила, восторжествует. Она без конца молилась за своего хозяина. «Господи милосердный, облегчи душу хозяйке, прояви волю свою, владычество твоё над миром и людьми, вразуми заблудших и освободи ни в чём не виновного хозяина моего. Господи, снизойди и помилуй».

    Сара временами приходила в себя, немного успокаивалась, начинала плакать. Горькие слёзы омывали её душу, вознося молитву Всевышнему:

 «Царь вселенной, царь единственный…»

    Уже взрослые дети не могли понять мать, неужели слезами и молитвами можно помочь отцу.

 - Илья, что ты всё бегаешь, суетишься, кричишь? Делу этим не поможешь, - Илья как-то даже не поверил, что это говорит его младшая сестра, несмышлёныш, только вылупившаяся из маминого кокона.

 - Нужно срочно разыскать хорошего адвоката, - бросила она прямо в лицо брату, ухватив его за рукав гимназической формы, - может обратиться к Менахему, забыла его фамилию. Папин знакомый.

 - Действительно, ты права. Это хорошая идея. Как же его фамилия? – задумался Илья.

 - Посмотри в телефонную книгу, там, наверное, есть его фамилия. Я как-то видела его объявление о юридической практике.

 - Ты молодец, сестрёнка. Кто бы мог подумать, что у меня такая толковая сестра.

 - Вся в тебя, - язвительно ответила сестра.

    Под большим деревянным телефонным аппаратом, висевшим в кабинете отца на стене, на красиво инкрустированном столике, лежала добротно оформленная телефонная книга.

    Илья раскрыл телефонную книгу и начал листать её страницы.

 - Что ты там ищешь? – иронически спросила сестра.

 - Адвокаты – на букву «А», самые первые. Сестрёнка, не нахожу ни одного Менахема – адвоката, - обратился Илья к сестре.

 - Может он в книге и вовсе не Менахем, - задумчиво произнесла она.

 - А кто же он?

 - По-моему он живет где-то на Греческой. Я как-то слышала, он об этом говорил с отцом. Посмотри, есть ли адвокаты на Греческой.

 - Представь себе, что один проживает на Греческой, - полистав пару страниц, сказал Илья, - и зовут его Марк Осипович Гольдштейн.

 - Точно, Гольдштейн, - всплеснула руками сестра, - я помню эту фамилию. Ещё я представила его голову в виде золотого самородка, когда отец называл его фамилию. Звони ему – это точно он.

 - Алло! Барышня, соедините меня, пожалуйста, с господином Марком Гольдштейном, - вежливо обратился к телефонистке Илья.

    В трубке послышался лёгкий щелчок и через несколько секунд раздался спокойный красивый голос:

 - Я Вас внимательно слушая.

 - Это господин Гольдштейн?

 - Да. А кто со мной говорит? – послышалось в ответ.

 - Вы адвокат?

 - Да. С Вашего позволения.

  - Это звонит к Вам сын Маковского, Илья.

 - Очень приятно, молодой человек. Я внимательно слушаю.

 - Я хотел поговорить с Вами о моём отце, - несколько неуверенно начал Илья.

 - О чём именно, я спрашиваю?

 - Моего отца арестовали по невероятному делу…

 - Что же Вас конкретно интересует, - перебил его адвокат.

 - Мы здесь подумали, не смогли бы Вы выступить адвокатом в защиту моего отца?

 - Молодой человек, уважаемый Илья, неужели Вы допускаете, что я сидел и ждал, когда же Вы наконец позвоните мне и попросите помочь уважаемому господину Маковскому, когда он уже вторую неделю сидит в кутузке. Дорогой мой молодой друг. В это дело включились лучшие адвокаты города, и я в том числе, на второй же день ареста Вашего отца. Как только мы узнали об этом вопиющем кровавом навете, то сразу включились на всех возможных уровнях по освобождению господина Маковского. Дело приобретает государственное значение. Подключены Киев и Петербург.

 Москва уже кипит. Не беспокойтесь, вернее, я не то слово сказал. Я понимаю, беспокоиться есть