— Разве?

— А как вы сами провели этот день?

Энид заколебалась, и у меня появилось нехорошее предчувствие, что она собирается солгать.

— Ну, — сказала она наконец, — в ночь накануне я легла поздно — зачиталась. И не детективным романом, — едко добавила она. — Поэтому вчера днём я чувствовала себя сонной и зашла после обеда вздремнуть.

— Когда вы в тот день впервые увидели Феллоуса?

— Только непосредственно перед ужином. — И вновь я был уверен, что она солгала.

— У него было что-нибудь важное, чтобы вам сообщить?

— Ничего особенного.

— Ничего про ловушку для крысы?'

— О, но в этом не было ничего особенного. Всякий раз, когда миссис Терстон хотела поговорить с ним, она упоминала о крысах.

— Значит, это — известный факт. Феллоус упоминал об этом вчера вечером?

— Да. Он мне сказал.

— Вы возражали?

— Возражала?

— Да, Энид. Каким бы это не казалось вам невероятным, я произнёс именно «возражали». Конечно, с моей стороны это очень грубо, но я только задался вопросом, не будет ли невеста возражать против того, что её жених вызван в комнату леди в одиннадцать часов или около того, чтобы «поговорить».

Энид немного покраснела, но лишь сказала: «Он вполне может позаботиться о себе сам. Я никогда за него не волнуюсь».

— Убеждён, очень разумное отношение.

— Ну, в этом не было ничего такого. Вы же знаете, какой она была. Она была немного сентиментальна по отношению к нему и всё. Меня это не волновало.

— Вы, случайно, не знаете, как миссис Терстон провела день пятницы?

— Она поднялась к себе, как она говорила, для «сиесты». Не знаю, сколько времени она пробыла в своей комнате.

— Она делала так регулярно?

— Довольно регулярно, да.

— У неё была сиеста в четверг?

— Да. Но не долго. Она заказала автомобиль на два тридцать.

— И выезжала?

— Да.

— Вы знаете, куда?

— Откуда мне знать? Её возил шофёр.

— Понимаю. Давайте тогда вернёмся ко вчерашней пятнице.

— Да?

— Вы заходили к комнату миссис Терстон, когда она переодевалась к ужину?

— Нет. Я не камеристка.

— Когда вы заходили туда в последний раз?

— Это было непосредственно перед ужином. Я зашла, чтобы убрать её вещи. Она имела обыкновение разбрасывать их по всей комнате, когда переодевалась.

— А вы заметили тогда, было ли в порядке освещение в комнате?

— Горела только настольная лампа. Большой свет не работал.

— Это было, скажем, около десяти часов?

— Да.

— А предыдущим вечером свет работал?

— Да, думаю да.

— Что вы сделали, когда обнаружили, что лампочка отсутствует?

— Пошла к мистеру Столлу, и попросила у него. Он сказал, что занят, и я должна поискать её сама.

— И вы нашли?

— Нет. Почему я должна это делать? Это его обязанность, а не моя. Он хранит все запасы. Поэтому я подумала, что, если миссис Терстон спросит об этом, то я скажу ей всё как есть.

— А она спросила об этом?

— Когда?

— Когда она пошла ложиться спать. Повариха сказала нам, что вы пошли вслед за нею.

— Да, но я не входила в её комнату.

— Почему?

Энид напустила на себя торжественный вид и сделала паузу: «Когда миссис Терстон добралась до своей комнаты, я была недалеко позади. Я увидела, как она открыла дверь и пошла, чтобы включить верхний свет. Затем я услышала, как она сказала: 'Что вы здесь делаете?' И я остановилась, где стояла».

— Какой у неё был голос, когда она задала этот интересный вопрос?

— Она казалась немного удивлённой.

— Она знала, что вы были позади неё?

— Не думаю, что она это поняла. Или, во всяком случае, обнаружив кого-то в своей комнате, она сильно отвлеклась, чтобы это заметить.

— Вы слышали какой-нибудь ответ?

— Нет.

— Тогда вы подождали, чтобы увидеть, кто вышел?

— Нет я этого не сделала! — Впервые Энид казалась рассерженной. — Это не моё дело, кто там был. Это мог быть любой из джентльменов. Я не знаю.

— Однако вы уверены, что это не был Феллоус?

— Это был не он, потому что в этот момент он шёл в свою спальню и прошёл мимо меня на площадке лестницы.

— Что вы делали затем?

— Начала подготовку спален. Разборка постелей и прочее. Я вошла в комнату мистера Таунсенда, затем мистера Уильямса.

— Мистера Норриса?

— Нет. Я видела, как он вошёл в свою комнату, когда я входила в комнату мистера Уильямса. Он возвращался из ванной. Я была у доктора Терстона, когда услышала крики.

Лорд Саймон откинулся на стуле, поглаживая свой длинный подбородок. Внезапно он наклонился вперёд: «Послушайте, Энид. Вы — свидетель, наиболее близко стоящий к тайне всего этого преступления. Нам нужна правда. Теперь скажите мне честно, кто был в комнате миссис Терстон, когда она вошла туда тем вечером?»

Она посмотрела ему прямо в глаза: «Хоть режьте меня на куски, не знаю, милорд».

— И не знаете, кто вынул лампочку из патрона?

— Нет.

В этот момент нас внезапно и довольно грубо прервали. Дверь с шумом распахнулась, и в комнату ворвался невысокий черноволосый человек с нездоровым цветом щёк и горящими карими глазами, характерными для средиземноморской расы. У него были небольшие чёрные усики и бесспорно вид какого- то головореза или экзотического дикаря. Он подошёл прямо к Энид, и его чисто английские слова стали для меня даже некоторой неожиданностью.

— Ничего им не говори, — посоветовал он ей, — пока не наймёшь адвоката. Они задавали тебе вопросы? Не следует отвечать. Они не могут заставить тебя отвечать.

Казалось, Энид была не особенно благодарна за такое вмешательство. «Мне нечего скрывать или стыдиться», — сказала она.