Пока работали спасатели, на съезде демократов Массачусетса шло голосование по выдвижению кандидата на пост губернатора штата. Губернатор Пибоди в первом же голосовании одержал победу над вице-губернатором Френсисом Беллотти. Среди всеобщей радости председатель съезда Джон Пауэрс сообщил, что вскоре ожидается прибытие сенаторов Кеннеди и Бая, однако около полуночи журналисты сообщили Пауэрсу, что самолет Кеннеди потерпел аварию. Потрясенный председатель призвал депутатов ко вниманию и сообщил тревожную новость. Раздались крики ужаса. Многие делегаты и зрители плакали. Однако через пять минут Пауэрс радостно объявил, что первое сообщение было ошибочным, что действительно произошла катастрофа, но не с самолетом Кеннеди, самолет же сенатора по прежнему в воздухе. Впрочем, не успели смолкнуть крики ликования, как Пауэрс с третьим бюллетенем заявил, что первое сообщение оказалось верным, Кеннеди госпитализирован, но его состояние несерьезно.
Бюллетени, утверждающие, что состояние Кеннеди не было серьезным, сильно грешили против истины. Состояние Эдварда было настолько тяжелым, что вереница машин, покидающая разоренный яблоневый сад, показалась его хозяину похоронной процессией. К тому моменту, когда сенатора доставили в госпиталь, он находился в полубессознательном состоянии, его лицо было не просто белым, а серым, пульс не прощупывался, давление было опасно низким. «Я работал над ним два с половиной дня, — говорил потом доктор Томас Корриден, — и только через неделю мы убедились, что он выживет».
Узнав о катастрофе, в госпиталь со всех концов страны заспешили члены семьи Кеннеди и их друзья. Первой приехала Джоан Кеннеди, без конца повторяющая одну и ту же фразу: «Я знаю, с ним все будет в порядке». Ее успокаивали двоюродные братья Кеннеди — Джозеф Гарган и Роберт Фитцджеральд. В четыре утра приехали Роберт Кеннеди и Джин Кеннеди Смит, потом Патриция Кеннеди Лоуфорд, а днем в госпитале собрались уже двадцать членов клана Кеннеди. Еще ночью Роберт провел некоторое время с младшим братом, а потом поинтересовался состоянием Эдварда Мосса. Оказалось, что оно очень плохо, врачи делали все, что могли, но надежды у них практически не было. Роберт нашел жену Мосса Китти, и они вышли в парк, где беседовали около получаса. В шесть утра Мосс умер.
Сам Роберт находился в крайне подавленном состоянии. Утром, бесцельно бродя по парку со своим пресс-секретарем Эдвином Гуттманом, он сказал: «Я просто не представляю, как я теперь смогу что-нибудь делать. Думаю, мне следовало бы все бросить». Он помолчал, а потом добавил: «Некто наверху не слишком то нас любит».
Вообще мысль, что господь Бог иной раз «дремлет, когда следовало бы заняться делом» не так уж и редко приходила в голову Роберта Кеннеди, и это несмотря на всю его набожность. Странно другое. Роберт явно связывал катастрофу со своей способностью и в дальнейшем заниматься политической деятельностью. Но какое отношение к политике мог иметь несчастный случай? Авиационные катастрофы явление не такое уж и редкое, тем более, когда дело касается людей, которые очень часто пользуются самолетами. Роберт знал это больше кого бы то ни было. Напомню, его старшая сестра Кэтлин погибла в 1948 году именно при крушении самолета. В авиационных катастрофах погибли родители Этель Кеннеди и ее брат. Конечно, подобные мысли можно объяснить депрессией главы клана, но было возможно и другое. Может быть Роберт не считал авиакатастрофу несчастным случаем. Правда тогда неизбежно возникает другой вопрос — почему, по мнению Роберта, в катастрофу попал именно Эдвард? Ну, действительно, кому мог помешать младший сенатор от штата Массачусетс? Но в конце-концов, Роберт Кеннеди мог решить, что катастрофа, в которую попал его младший брат, была организована, чтобы оказать воздействие на него, на Роберта, и заставить его навсегда покинуть политику. В этом контексте слова, что ему следует все бросить, кажутся вполне естественными, в конце-концов люди, готовые заниматься своей карьерой, не думая о том, что это будет стоить близким, не заслуживают большого уважения. Конечно, теперь трудно сказать, действительно ли Кеннеди считал катастрофу не случайной, но все же через несколько месяцев после убийства президента Кеннеди министр юстиции мог счесть, что авиакатастрофа была результатом чьей-то деятельности.
Однако вернемся к Эдварду Кеннеди. Не случайно его врач потом отмечал, что то обстоятельство, что Кеннеди выжил, удивительно. У сенатора было сломано три позвонка, два ребра с левой стороны и повреждено левое легкое, которое не работало. О многочисленных порезах и ссадинах можно было уже не говорить. Кроме того врачей очень тревожило обширное внутреннее кровоизлияние. Они подозревали разрыв селезенки и левой почки, что потребовало бы хирургического вмешательства, а всякая операция, учитывая состояние Кеннеди, могла плохо кончиться. Тем не менее врачи сразу же принялись за дело. Всю ночь и все утро делалось переливание крови. Так как легкое сенатора не работало, его поместили под кислородную палатку, и он дышал с помощью дыхательных трубок. Однако не смотря на сильную боль врачи вынуждены были в течении восемнадцати часов не давать ему обезболивающего, чтобы определить источник кровотечения. К вечеру они с облегчением узнали, что источником кровотечения были лопнувшие сосуды, и операция не потребуется, а к утру следующего дня сообщили Кеннеди, что он не будет парализован, что, естественно, вызвало радость сенатора. Действительно, ему необыкновенно повезло, если бы удар пришелся на дюйм (то есть на 2,5 см) выше, спинной мозг Кеннеди был бы поврежден, и он на всю жизнь остался бы инвалидом.
Вообще часто говорят — и во многом справедливо — что мужчины, в особенности если они отличаются крепким здоровьем, не умеют болеть и не умеют терпеть боль. Конечно, встречаются и исключения, хотя они лишь подтверждают правило, но Кеннеди оказался человеком, который и составляет исключение, проявив в момент катастрофы удивительную выдержку, а затем ту же выдержку и терпение во время выздоравления. Сам он объяснял это просто, говоря, что у него была цель в жизни — начать ходить к Рождеству. Цель — это конечно великая вещь, но ведь не у всех хватает сил следовать цели. А Кеннеди с самого начала, даже тогда, когда его выживание было под вопросом, старался поддержать окружающих. О том, как он беспокоился об Эдварде Моссе и Марвелле Бай, я уже писала. Но и в госпитале, когда он мог с полным правом забыть обо всем вокруг, он постарался утешить жену, и даже подбодрить Роберта, встретив его старой семейной шуткой: «Это правда, что ты безжалостный?». И позднее, когда даже врачи признавали, что боль была мучительной — сенатор старался сохранить юмор. Когда доктор Корриден сказал ему, что он очень хорошо держится, Кеннеди напомнил старую шутку о боксере, который был немилосердно избит на ринге. Между раундами тренер постарался подбодрить его, говоря: «Молодец! Ему не удалось достать тебя!» Тогда боксер пробормотал: «Значит, надо приглядывать за рефери, а то кто-то здесь вышиб из меня весь дух…»
Между тем нельзя было забывать, что шла избирательная кампания. Впрочем, после катастрофы всякая
И, тем не менее, Кеннеди не собирался безучастно наблюдать за происходящим. Он сделал все, чтобы принять самое активное участие в выборах, на сколько это было возможно в его состоянии. Первые три недели после катастрофы он провел в госпитале Кули Дикенсон в Спрингфилде, запакованный в аппарат Фостера, который должен был обеспечивать неподвижность его позвоночника. Но для дальнейшего лечения его должны были перевезти в другой госпиталь. Врачи предложили на выбор или военно-морской госпиталь имени Уолтера Рида в Бетесде, штат Мериленд, находящийся вблизи Вашингтона, или госпиталь в пригороде Бостона Роксбери. Кеннеди выбрал Бостон. «В конце-концов я баллотируюсь именно там,» — заметил он. После чего с огромными предосторожностями металлический каркас с сенатором внутри был
