не укладывающихся ни в какие рамки утверждений. Тем не менее, их источник всю дорогу считался надежным. Делай сталкер, что хочешь, как хочешь, от тебя уже мало чего зависит. Майк растерялся полностью, Сахаров ждал, ничего не удавалось придумать спросить, кроме того самого автомата, подобранного на «Агропроме», целую вечность назад.

— Что с тем автоматом, который принес вам Илья?

— Ничего особенного. Ствол, как ствол. Правда с «калашниковыми» всех модификаций имеет немного общего, начиная от калибра, заканчивая устройством. Если не обращать внимания на всякие эти нюансы, то ничего особого.

— «Ничего не имеет общего» и при этом «ничего особого». Как это прикажете понимать?

— Очень просто — давным-давно, в одной далёкой галактике, провели конкурс на новую стрелковую систему для армии. Выиграл прототип той машинки, которую принес мне Илья. Потом её приняли на вооружение, потом появились модификации, включая укороченную, похожую на наш АКСУ.

— Профессор, о какой галактике вы тут говорили?

— М-да, ирония была не уместна. Этот фильм ты явно не смотрел. Этот автомат оказался тут немного из иной версии реальности. Просто, в силу каких-то причин у нас конкурс выиграл автомат системы Калашникова, а у них — какой-то другой. Был бы я оружейником, сказал бы точнее. Наверняка точно такие же технические решения были и у нас.

— Как-то вы интересно говорите. С одной стороны — не определённо, с другой — весьма уверенно.

— Я наблюдал этот эффект, забыл? Тогда, в свою первую экспедицию я же сталкивался в временно аномалией. Только тогда было изменено не оружие, а рация погибшего солдата. И ещё ряд мелочей в амуници. Если бы на «Агропроме» того мертвого обыскали внимательно, то наверняка бы нашли тоже разные мелкие несоответствия.

— И как вы это объясняете?

— Слово «объясняете» тут не вполне уместно, натурных экспериментов не проводил. Я пред-по-ла-гаю. Так вот, ключевой гипотезой последние года полтора является та, что Зона — это такое место, где понятия: «было, не было, могло бы быть, кто-то помечтал о том, чтобы было бы не плохо…» смыкаются воедино. Равно как такие слова как «здесь и там», «настоящее и прошлое». То, что мы помним и в чём уверенны, не всегда совпадают. Ты знаешь, например, что с твоей книгой не все так просто. Ну, с той, где сталкер Симеон Долгий ведет отряд ради спасения мира. Прости старика, я позволил себе немного покопаться в твоём ПДА когда ты спал в моём бункере, а потом навёл справки. Там не было увлекательного диалога, где Симеон рассказывал, что доступными людям способами создать Зону было не возможно.

— Это как? — Майк перестал окончательно понимать что-либо.

— Очень просто. Как в обычно, много огня, крови, боекомплекты, которые не имеют тенденции заканчиваться… Ну и походу дела разъяснения коварных и кровожадных планов некоего «О-сознания», они же хозяева Зоны. То, что ты прочитал, более соответствует нашему с тобой состоянию дел.

— Подождите, откуда вы знаете, что именно я прочитал?

— Помнишь, что я говорил про правило волшебников? Так, не перебивай меня, канал связи скоро закроется.

— Простите, я мог скачать черновой вариант…

— Не перебивай меня! Нет, это не черновик. Это пятый образец альтернативной литературы. Два касались нашей научной работы, тебе не будет понятна соль тех анекдотов. Один раз мне попалась ученическая тетрадь, в которой велся дневник и описывались события, которые не могли происходить в зоне отчуждения. Какой-то праздник на стадионе Припяти, в девяносто девятом году. Михаил Старый принес мне как-то газету, написанную на непонятном языке. Шрифт-то кириллический, но слова не понятные. Газета была старой. Когда я пытался читать её, у меня возникало ощущение, что я сплю. Знаешь, когда в ночном кинотеатре показывают тебе текст, но ты его не можешь прочесть? Нет, это был не славянский язык и не то, что получается при игре с настройками кодировок текстов в компьютере, поверь мне. И там были фотографии, которые меня добили. — Сухой надтреснутый голос смолк и Майк подумал, что связь все-таки прервалась, как Сахаров и обещал. Но раздался звук, словно тот отпил из чашки и голос вернулся. — Я в самом начале разговора сказал тебе, что первоначально не ожидал, что отправляться придется во времена Первой, а не Второй Катастрофы. Это не совсем так. Было несколько неувязок, на которые я временно не обращал внимания. И знаешь почему? Я боялся. Да, да, боялся. Можешь смеяться. — Майку смеяться не хотелось совершенно. — Изменения будут глобальными, понимаешь, полностью глобальными. Они затронут всё, от политической карты мира, до климата. От литературных произведений, которые никто не напишет и наоборот, появившихся новых, нам с тобой не ведомых. Возможно, этими изменениями будут восхищаться, они окажут влияние на многие грядущие поколения. Возможно, в наше с тобой, вот в это самое время, следует ждать появления технологий, о которых я- сегодняшний не слышал. А может, всё будет идти точно так же, как мы знаем и в учебниках истории будут исправлены только редкие строчки. Понимаешь, о чём я? Я мог сделать это, но мне было страшно, поскольку я не знаю, хорош ли будет мир, который возникнет благодаря моим усилиям, или плох. В любом случае, мне придется за что-то отвечать. Либо за действие, либо за его отсутствие, хотя я мог совершить Поступок. Отвечать пред самым строгим судьёй, перед которым все дела наши, как тайные, так и всем известные, как мысли, так и формы в которые они облекались на протяжении нашей жизни — открытая книга. Когда я узнал о смерти Ильи — я решился. Подумай хорошо, Майк, хочешь ли ты отказаться. Твой напарник останется неотомщенным. Отказавшись, ты ведь обманешь не только надежды старого, смертельно больного человека. Я знаю немного твою биографию. Вспомни свою жизнь и попробуй сказать, что ты всем был доволен и полез в Зону, чтобы поискать приключений. Скажи так — и я позабочусь, чтобы твоё прозвище отныне стало Майк-Лжец. А может, и не будет никакого «отныне», поскольку Илья мог вполне оказаться правым и банкет с фейерверком таки состоится…

После последнего персонального обращения к Майку, голос профессора стал стихать и удаляться. Он постепенно погружался в слабые фоновые шорохи и помехи. Он удалялся, словно погружался в море под шелест волн. Последние слова Сахарова приходилось практически додумывать. В голову пришла ассоциация, что Майк пытался слушать последние слова, как верующий, которому удалось услышать Бога. С трепетом и абсолютным вниманием. Когда слова Сахарова стихли, в трубке еще секунд десять что-то шелестело и пощёлкивало. Потом наступила тишина.

— Всё, «Зона-телеком» ваш аппарат больше не обслуживает. — Проговорил Майк себе под нос и аккуратно положил трубку на рычаг. Он глубоко вздохнул, повернулся от стола и вздрогнул. Он напрочь забыл о том, где находится и что в комнате не один. Взгляд Ожога был тяжел и сосредоточен. В глазах застыло странное выражение, словно он чего-то от Майка ждал. Не простого вопроса, типа «как дела» или «а что у нас на завтрак»? Майк в армии не служил, но, если верить фильмам, так могут смотреть солдаты на военачальника, который долго смотрел на карту и наконец, решился. Во власти этого человека огонь и смерть, забвение и слава. Долговец смотрел на Майка как на отмеченного Свыше.

Майк всё-таки лёг спать. Проваливаясь в забытьё он подумал, что как-то странно, что выбор Сахарова пал на него. Илья был более подходящим кандидатом, но и он мог быть заменён тем же Ожогом, например. Опытный сталкер, один из «стариков». Всё-таки это лучшая кандидатура, но выбор пал именно на Майка.

Утром Майк с лёгким удивлением обнаружил, что его не будили. Он был так разбит, что даже не спросил о причине такого поступка. Кое-как позавтракали вездесущими саморазогревающимися комплектами. И обсудили планы на сегодня, в основном посвященные поиску посылки Сахарова. Практически сразу сошлись во мнениях, что надо осмотреться с большой высоты, дабы найти в общем-то маленькую цель. Оставалось только надеяться, что профессор не уронил беспилотник слишком далеко. Продолжения пути в разговоре не касались. Припять и ЧАЭС фамильными привидениями незримо маячили рядом со сталкерами, но о них старательно не вспоминали.

От основной территории завода стоянку отделял глухой забор. До ближайших ворот было метров триста и сталкеры решили просто перелезть. Сначала выбрали место подальше от облепивших проволоку, протянутую поверху, «ржавых волос». Ожог подсадил своего напарника, тот посидел на заборе, огляделся по сторонам, пошвырял гайки и, не найдя ничего подозрительного, спрыгнул на ту сторону. Потом Ожог подсадил Майка, который перетянул на забор и его самого.

Они шли до конца цеха, где за вывалившейся секцией забора начиналось поле. Там же можно было перебраться на крышу заводского цеха по уцелевшей пожарной лестнице и хорошенько оглядеться. Идти между забором и стеной цеха было не уютно. Бежать некуда. Но пока вроде было тихо.

— Надеюсь, профессор догадался помимо инструкций и оборудования прислать боеприпасы. — Ожог был конкретен и думал о насущном. По его виду не скажешь, что полночи не спал.

— А не перебор ли получится? — Майк спросил просто так, для поддержания разговора. Он лишний раз убедился, что так, как раньше говорил с Ильей, не получается беседовать ни с кем. — Перегруз выйдет.

— Нет, не перебор. Мы идём в такое место, что патроны лишними не будут. Что касается их веса, то нам бегать ни к чему. Да и расстояние не такое, чтоб большое. В списке возможных причин задержки, носимый вес боеприпасов будет на последнем месте.

— Верю, хотя буду надеяться, что прорываться не придется.

— Напрасно. Говорят, что на воротах в