— Ладно, мне что. Поехали, посмотришь.
В Строгино, попетляв, Балмаков в конце концов остановил такси у шестнадцатиэтажной башни. Усмехнулся:
— Смотри. За точность не ручаюсь, но где-то здесь. Здесь она живет, твоя телка?
— Почти. Через два дома, вон в той башне.
— Вот видишь. Значит, память у меня еще есть.
Память у Балмакова была отличной — он остановил такси точно у дома, в котором жил Лапик.
Войдя в знакомую квартиру, Лапик увидел на этот раз лишь Тофика. Тот смотрел на него, улыбаясь.
— Проходите, Владимир. Проходите, проходите, гостем будете. Рад вас видеть. У меня вы самый желанный гость. — После того, как они сели в кресла в гостиной, спросил: — Хотите что-то выпить? Чай, кофе?
— Нет, спасибо. Я ненадолго.
— Я только что разговаривал с господином Рустамбеком. Он просил передать вам привет от него лично.
— Очень рад, — Лапик помедлил. — Тофик, у меня к вам есть одна просьба. Так сказать, деликатного характера.
— Слушаю вас, Владимир.
— Вы очень много сделали по обеспечению моего алиби. И все же в нем осталось одно уязвимое место.
— Какое?
— Ну… Раньше я вам о нем не говорил, оно мне казалось незначительным. Но сейчас… Сейчас я думаю, это уязвимое место может причинить нам немало неприятностей.
— Что за уязвимое место?
— Когда я прилетел в Москву из Тегерана на самолете, искать частную машину у меня не было времени. Я сел в такси. Конечно, это была ошибка. Но в тот момент многое решали минуты. Короче говоря, таксист, который повез меня в Москву, является нежелательным свидетелем. Боюсь, в самое ближайшее время ГРУ до него доберется.
— Вы можете описать, как он выглядит?
— Не только могу описать, но и знаю его фамилию, имя и отчество, а также номер машины.
— Как его зовут?
— Его зовут Балмаков Вадим Сергеевич.
— Подождите… — Достав ручку, Тофик записал фамилию, имя, отчество и номер машины. — Владимир, считайте, этого человека нет. Можете быть уверены, уязвимое место исчезло.
Помолчав, Лапик сказал:
— Хорошо. Но когда это уязвимое место исчезнет реально, вы мне сообщите?
— Безусловно.
Рабочий день давно кончился, за окнами кабинета было темно, край стола был завален бумагами — секретарша, которую Гущин отпустил раньше, так и не успела их убрать.
Он редко собирал людей в такой поздний час. Но сейчас, как он сам привык говорить, пахло жареным. Причем пахло всерьез.
В дверь постучали, он сказал:
— Да, входите…
В кабинет вошли Дерябко, Паламарчук и Хрулев. Это были его лучшие люди, каждому из них он мог бы доверить любое задание. Все они, плюс еще двое, Карпин и Савельев, а также специально направленная им в помощь группа техников, занимались сейчас только аэропортом Шереметьево
О том, что в Балмакова стреляли, Дерябко сообщил ему по телефону еще утром. Однако уверенности в том, что стреляли именно по Балмакову, у Гущина до последнего момента не было.
По словам Дерябко, утром, когда они в оперативной машине ехали за Балмаковым, по такси были выпущены три пули. Одна попала в радиатор машины, идущей следом за такси, две ушли в землю. На то, чтобы найти все эти три пули, а также на поиски специально оборудованной засидки на дереве, с которого стрелял снайпер, ушел целый день.
Гущин оглядел вошедших. Усевшись на стулья, все трое смотрели на него, ожидая, что он им скажет.
Первое, что он спросил, было:
— Когда Балмаков сменится?
— Виктор Александрович, Балмакову осталось дежурить до девяти утра, — сказал Дерябко.
— Он сейчас под присмотром?
— Сейчас его в каждой ездке сопровождает машина с Кар-пиным и Савельевым.
— Где пули?
