Подняв шпагу Зальцеллы, он осторожно провел рукой по клинку.

— Ай! — воскликнул он.

— Что, острый? — спросила Агнесса.

— Да! — Андре пососал палец. — И она схватила его голой рукой?

— Она ведьма, — объяснила Агнесса.

— Но шпага же стальная. Я всегда считал, что на сталь волшебство не действует! Это известно каждому.

— На твоем месте я бы не стала так уж удивляться, — кисло буркнула Агнесса. — Скорее всего, это был какой-то трюк…

Андре повернулся к матушке.

— И ты даже не поцарапалась?! Как… тебе…

Сапфировые глаза матушки словно бы загипнотизировали его. Когда же Андре наконец отвел взгляд, вид у него был смутно озадаченный, словно у человека, который никак не может вспомнить, куда он задевал то, что буквально секунду назад держал в руках.

— Надеюсь… гм, надеюсь, Кристина не ранена? — промямлил он. — Почему никто ею не занимается?

— Она вопит и падает в обморок до того, как начинается вся суматоха. Момент она подгадывает очень точно, — хмыкнула Пердита, она же Агнесса.

Андре двинулся по сцене, Агнесса устремилась за ним. О Кристине все же нашлось кому позаботиться — ее, опустившись на колени, обмахивала пара танцоров.

— Было бы ужасно, если бы с ней что-то случилось, — произнес Андре.

— О… да.

— Все говорят, она такая многообещающая… Сзади подошел Уолтер.

— Надо ее куда-нибудь перенести, — сказал он. Его голос звучал жестко и отчетливо.

У Агнессы создалось отчетливое ощущение, что вдруг у ее мира отвалилось дно.

— Но… но вы-то знаете, что пела за нее я!

— О, да… да, разумеется… — замялся Андре. — Просто… дело в том… это, видишь ли, опера… не знаю, как объяснить…

Уолтер взял ее за руку.

— А ты меня учил! — в отчаянии крикнула она ему.

— И ты оказалась очень способной ученицей, — кивнул Уолтер. — Она даже после долгих лет занятий не сможет петь, как ты. Но есть такое понятие, как «звездность». Не всякий человек может стать звездой, для этого тоже нужны задатки.

— Это то же самое, что талант? — парировала Агнесса.

— Примерно, но встречается куда реже.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Лицо нынешнего Уолтера стало более сосредоточенным, обрело очертания и при свете рампы казалось весьма привлекательным.

Она рывком высвободила руку.

— Когда ты был Уолтером Плюмом, ты нравился мне намного больше.

Агнесса уже повернулась, чтобы величественно удалиться, но внезапно почувствовала на себе взгляд матушки Ветровоск. Взгляд насмешливо буравил ее спину.

— Э-э… надо перенести Кристину в кабинет господина Бадьи, — сказал Андре.

Свой фразой он словно бы разрушил некие чары.

— Ты абсолютно прав!!! — воскликнул Бадья. — И господину Зальцелле тоже нечего трупом лежать на сцене. Вы, двое, отнесите его за кулисы. А остальные… Представление все равно уже почти закончилось… Э-э… Так и есть… Опера закончилась…

— Уолтер Плюм!

Это появилась нянюшка Ягг, которая вела под руку госпожу Плюм. Мать Уолтера впилась в сына взглядом маленьких и блестящих, как бусинки, глаз.

— Ты что, был плохим мальчиком?

Господин Бадья, приблизившись, слегка похлопал ее по руке.

— Тебе, пожалуй, тоже стоит пройти ко мне в кабинет, — сказал он.

Он передал кипу нот Андре. Тот вытащил наугад первый попавшийся лист и сначала небрежно скользнул по нему взглядом, а потом глаза его вдруг расширились.

— Эй… да это же очень хорошо! — воскликнул он.

— В самом деле?

Андре просмотрел другой лист.

— Силы небесные!

— Что? Что такое? — не понимал Бадья.

— Я просто никогда… то есть даже я понимаю… этотум-ти-ТУМ-тум-тум… ага… Господин Бадья, это ведь не опера вовсе. Здесь есть музыка, но… да… танцы, пение. Но это не опера. От оперы это весьма далеко…

— И насколько далеко? Неужели ты хочешь сказать… — Бадья на секунду замолк, смакуя идею. — Хочешь сказать, что музыка и деньги все-таки совместимы?

Андре напел несколько тактов.

— Вполне возможно, господин Бадья.

Бадья просиял. Одной рукой он обнял Андре, а другой — Уолтера.

— Отлично!!!!! — воскликнул он. — Что ж, по такому случаю я всех приглашаю… попить чайку!!!!

Певцы и танцоры, кто поодиночке, а кто группами, покинули сцену. Теперь на сцене остались лишь ведьмы и Агнесса.

— Что, и все? — спросила Агнесса.

— Не совсем, — ответила матушка.

На сцену, пошатываясь, выбрался великий тенор. Чья-то милосердная рука забинтовала голову Энрико Базилики, и предположительно чья-то другая милосердная рука сунула ему тарелку спагетти. Последствия легкого сотрясения мозга, судя по всему, еще сказывались. Увидев ведьм, Генри Лежебокс поморгал, после чего заговорил как человек, утративший нить текущих событий, а потому предпочитающий держаться берега более старых, проверенных вещей.

— Ктотта дал мне 'гетти, — промолвил он.

— Очень мило с стороны кого-го, — отозвалась нянюшка.

— Ха! Пускай сами жуют свои 'гетти… а я не буду! Ха! Да! Не буду! — Повернувшись, он ошалело уставился в темный зрительный зал. — И знаете, что я сделаю? Знаете, что я сделаю сейчас? Я распрощаюсь с Энрико Базиликой! О да! Сегодня он сжевал свое последнее щупальце! Прямо отсюда я пойду и выпью восемь пинт турботского убойного. Да! И закушу сардельками! А потом отправлюсь в мюзик- холл послушать, как Нелли Притоп исполняет «Что Толку В Устрице, Если Нечем Ее Вскрыть». И если я еще когда-нибудь буду петь здесь, то только под старым гордым именем Генри Лежебокса — слышите меня?..

— Генри Лежебокс?! — отозвался пронзительным воплем зрительный зал.

— Э-э… да?

— Я так и думала, что это ты! Ты отрастил бороду, и в штанах у тебя не меньше стога соломы, но я сразу увидела: под этой узенькой масочкой —мой Генри, точно!

Генри Лежебокс прикрыл глаза, защищаясь от слепящего света рампы.

— …Ангелина?

— О нет! — утомленно произнесла Агнесса. — Такого просто не бывает.

— В опере бывает. На каждому шагу, — возразила нянюшка Ягг.

— Ты права, — подтвердила матушка. — Нам еще повезло, что у него нет пропавшего без вести брата- близнеца.

Из зрительного зала донеслись звуки шумной возни. Кто-то, пробираясь вдоль ряда, кого-то за собой волочил.

— Мама! — донеслось из мрака. — Ты сама-то понимаешь что делаешь?