Энджела порывисто села и, отбросив со лба темные волосы, заявила:
— А ты не смей называть Джереми «этот Катлер». Чем он тебе не угодил?
— Он тебе не пара. Не забывай, что ты принадлежишь к семейству Бьюкенен!
— А мне плевать!
— Прекрати! Еще одно грубое слово — и я устрою тебе такую жизнь, что ты света белого не взвидишь, не говоря уже об этом Катлере!
Энджела, набычившись, с ненавистью смотрела на мать.
— Ты не имеешь права запрещать мне!
— Ты так считаешь? — Фелисити не могла допустить, чтобы ею помыкала шестнадцатилетняя девчонка. — Я найму детектива и позабочусь о том, чтобы каждый твой шаг был запечатлен на фотографиях. Пусть этот паршивец посмеет хотя бы пальцем дотронуться до тебя— я тут же заявлю в полицию. Ты хочешь, чтобы твоего дружка обвинили в изнасиловании? Я ему это устрою!
— Ты не посмеешь!
— Еще как посмею, Энджела. Ты моя дочь, и я готова на все, чтобы уберечь тебя от ошибки.
— Джереми не ошибка!
Фелисити понимала, что Энджела рассуждает, как наивный ребенок. Она сама в ее годы считала, что Деррик для нее— все. Разница состояла лишь в том, что Деррик принадлежал к семейству Бьюкенен и с его социальным статусом все было в порядке.
— А что если я сама заявлю в полицию?
У Фелисити екнуло сердце.
— С какой стати?
Глаза ее дочери недобро блеснули.
— Потому что мне кое-что известно про нашего папочку,— заявила Энджела с таким высокомерным злорадством, что у Фелисити мурашки побежали по коже.
— Что… что тебе известно?— оцепенев от ужаса, спросила она.
— Не скажу! Я не продаю секреты, мамочка. Но знай, если ты хоть слово скажешь против Джереми, я отплачу той же монетой.
— Ты маленькая…
— Поосторожнее в выражениях, мама! — Энджела откровенно издевалась над матерью, искренне радуясь, что так лихо перехитрила ее.
— Я не понимаю, что такое ты несешь.
— Ты все прекрасно понимаешь, мамочка. А теперь почему бы тебе не оставить меня в покое? Сделай вид, что все в порядке — что твоя дочь дома, отдыхает, чтобы наутро со свежими силами идти в школу.
— Я не позволю тебе встречаться с этим мерзавцем!
— Еще чего! Повторяю, если ты сейчас же не оставишь меня в покое, нашему папочке не поздоровится. Представляешь, что станется с твоей драгоценной репутацией?
— Энджела, я не позволю себя шантажировать.
— Позволишь. Тебя шантажируют долгие годы — тебе не привыкать.
Фелисити затрясло от гнева. Подскочив к кровати, она принялась с ожесточением трясти Энджелу за плечи. Затем размахнулась и отвесила дочери звонкую пощечину. Энджела охнула и, отпрянув, ударилась головой о спинку кровати.
— Стерва! — закричала девочка. — Проклятая стерва!
Еще одна оплеуха — от боли в руке Фелисити даже поморщилась. Энджела разразилась слезами. С нее моментально слетела вся спесь, а в глазах застыло выражение ужаса.
— Забываешься, Энджела,— процедила мать сквозь зубы.— Ты даже не понимаешь, на что посягнула! Я запрещаю тебе видеться с этим мальчишкой— и точка. А в сентябре ты отправишься в Портленд, в интернат святой Терезы. Там еще осталось несколько наставниц из монахинь, может, они научат тебя уму-разуму.
Фелисити — с гордо поднятой головой — вышла из комнаты. На душе у нее кошки скребли. Ни разу до сих пор не поднимала она руку на дочь, и теперь ее буквально мутило от сознания, что ей пришлось опуститься до такого.
Судья Колдуэлл обожал свою дочь, однако время от времени, как само собой разумеющееся, нещадно лупил щеткой для волос. Это продолжалось чуть ли не до тех самых пор, пока Фелисити не вышла замуж за Деррика.
Отцовская трепка возымела неожиданный эффект. Фелисити поклялась, что — в чем бы ни провинились ее собственные дети— она никогда не позволит себе рукоприкладства. Но порой жизнь заставляет принимать нас непростые решения, которые требуют поступаться убеждениями. Это был именно такой случай. Пусть только Энджела теперь попытается улизнуть с этим прыщавым недоноском Джереми Катлером — или как там его, — и она крепко пожалеет об этом.
Фелисити по себе знала, на что способна женщина ради мужчины. Ее унижали, втаптывали в грязь; она знала, что такое жить в постоянном страхе; ей довелось испытать такую боль, ревность и ненависть, что душа ее почернела. Но она выдержала, добилась своего. И ей ли не справиться с молокососом вроде пресловутого Джереми Катлера.
— Позвонишь?— произнес мягкий женский голос за спиной Деррика, когда он по ступенькам дешевого мотеля, фасадом выходившего на Уилламит-ривер спускался к машине. Он машинально оглянулся — она стояла в дверях, босая, вся ее одежда состояла из черного шелкового боди. На вид ей можно было дать не больше шестнадцати. Густые каштановые волосы, голубые глаза и обворожительная улыбка напомнили ему Энджи, его сестру. Звали ее Дон.
— Я подумаю.
— Ну, Деррик, ты же обещал позвонить.
— Я же заплатил, разве нет? — Он опустил боковое стекло — в кабине было нестерпимо душно.
— Я делаю это не ради денег,— обиженным тоном заявила она.
— Разумеется, — откликнулся он.
— Я делаю это, потому что люблю тебя. Идиотка! Ее мог услышать каждый, кого сейчас в этом вонючем клоповнике, именуемом «мотель», мучит бессонница. Час ночи, все окна настежь… Он раздраженно вставил ключ в замок зажигания и завел двигатель.
— Вот и славно. У тебя ведь остался еще порошочек, верно?
— Об этом не беспокойся. Только позвони. Деррик невольно задержал на ней взгляд, когда она небрежно откинула со лба прядь волос; одно плечо было приспущено, открывая для обозрения маленькую упругую грудь. Словом, выглядела Дон весьма пикантно.
— Хорошо, — пообещал он, прекрасно отдавая себе отчет, что Фелисити убьет его, если, только узнает, что муж путается с девкой, которая годится ему в дочери. Тем более, что эта шлюха так напоминает его сестру. Да, если эта девка настучит на него полиции, у него будут большие-большие неприятности. Но она не сделает этого. Она любит дорогие безделушки, любит красиво одеваться и не откажется же она от своего новенького хорошенького авто.
Ее мамаша, Лорна, состояла с дочерью в доле, и время от времени,. когда Дон не могла, даже замещала ее. Деррик не был инициатором этой порочной связи, однако и не возражал. Конечно, Лорна не столь молода и непосредственна, как дочь, зато она не давала ему скучать и никогда не лезла за словом в карман. Если случалось, что Деррик приезжал не в настроении, она, проявляя незаурядную фантазию и изобретательность, прибегала к немыслимым ухищрениям, чтобы расшевелить его; являлась перед ним в самых экзотических нарядах, вроде лифчиков с отверстиями для сосков, трусиков с прорезью на самом интимном месте и кожаных поясов с металлическими заклепками. Она дразнила его, щекоча перышком и
