— Нет, — ответил Стью.

— Я был предубежден против мира, и мне не стыдно в этом сознаться. В последнюю четверть двадцатого века наша планета приобрела очарование восьмидесятилетнего старика, умирающего от рака. В конце пятнадцатого века на земле царили эпидемии. Бурбонная чума — черная смерть — выкосила в конце четырнадцатого века пол-Европы. Коклюш в семнадцатом веке и инфлюэнца в конце девятнадцатого. Мы свыклись с возможностью эпидемий, разве не так? — и про каждую из них можно сказать, сто СТО ЛЕТ НАЗАД ЕЕ И В ПОМИНЕ НЕ БЫЛО. В конце каждого столетия религиозные маньяки доказывали с помощью цифр и фактов, что, наконец, близится Армагеддон. Такие люди есть, безусловно, во все времена, но к концу столетия их число растет… а многие люди начинают относиться к их предсказаниям серьезно. Появляются призраки Хана Аттила, Джек Потрошитель, Лиззи Борден. В мое время — Чарльз Мэнсон, Ричард Спек, Тед Банди. Я не раз пытался доказать моим коллегам, что в будущее нужно смотреть с оптимизмом, что мы тратим время на поиски несуществующего врага, вопреки логике и здравому смыслу. — Бейтман помолчал, задумавшись. — И все же лучшее еще впереди. Вот что я думаю обо всем происходящем. Еще пива?

Стью подставил кружку, думая над словами Бейтмана.

— Это действительно не конец, — сказал он. — Мне кажется, вы правы. Это только… антракт.

— Весьма метко сказано. Хорошо сказано. Если вы не возражаете, я вернусь к моей картине.

— Как угодно?

— Вы видели еще собак? — спросил Бейтман, указывая на лежащего рядом Коджака.

— Нет.

— Я тоже нет. Вы — единственный человек, которого я встретил, а Коджак — единственная собака.

— Если выжил он, значит, есть и другие.

— Звучит безапелляционно, но ненаучно, — пошутил Бейтман. — К какому типу американцев относитесь вы? Покажите мне еще одну собаку — желательно суку — и я соглашусь с вашим тезисом, что где-нибудь есть третья. Но не стоит, показывая на одну, утверждать, что существуют другие.

— Я видел коров, — задумчиво пробормотал Стью.

— Коров, да, и оленей. А вот все лошади умерли.

— Кажется, вы правы, — согласился Стью. Он действительно встретил несколько дохлых лошадей. — И почему же так происходит?

— Не имею представления. Все мы не раз болели респираторными заболеваниями, а эта болезнь, несомненно, носит респираторный характер. Но думаю, что дело не только в этом. Заболевают люди, собаки и лошади. Коровы и олени — нет. А крысы на время исчезают, но скорор, видимо появятся снова. Повсюду кошки, полчища кошек, и еще, как я успел заметить, насекомые прекрасно себя чувствуют — москиты, мухи, пчелы. Все это не укладывается в логические рамки. Это безумие.

— Пожалуй, — кивнул Стью и сделал глоток. В голове приятно зашумело.

— Мы можем наблюдать интересные изменения в экологии, — говорил Бейтман, пытаясь изобразить Коджака на фоне рощи и делая при этом нелепейшие мазки. — Остается только понять, сможет ли Хомо Сапиенс в этих условиях распродуцировать себя. И найдет ли суку Коджак? И станет ли он отцом? И так далее…

— Боже, я думал, что он не способен…

— Мне кажется, вы все же правы, — оторвался от рисунка Бейтман. — Где-то есть другие люди, другие лошади, другие собаки. И все же целый ряд животных вымер навсегда. Да и с людьми большой вопрос.

— Что вы имеете в виду?

— Есть две возможности, — сказал Бейтман. — Только две. Первая, что у родившихся детей будет отсутствовать иммунитет.

— То есть они умрут, едва родившись?

— Да, сразу, или почти сразу. Есть также не очень приятная, но вполне возможная случайность, что все мы, уцелевшие от эмидемии, теперь бесплодны.

— Это безумие, — сказал Стью.

— Но все же это возможно.

— Но если будущие матери имеют иммунитет…

— В некоторых случаях дети действительно наследуют иммунитет от матерей, но не всегда. Вы не можете этого отрицать. И поэтому, будущее этих пока не родившихся детей представляется мне весьма туманным. Да, у их матерей есть необходимый иммунитет, но статистика подсказывает, что большинство отцов этих детей сейчас уже мертвы.

— Но есть и другая возможность?

— Да. Мы можем закончить этот разрушительный процесс, — тихо сказал Бейтман. — Человек — животное социальное, но социум подвержен как прогрессу, так и регрессу. Пойдя по пути регресса, мы скоро перестанем быть людьми.

— Вы действительно так думаете? — недоверчиво спросил Стью.

— Конечно, — Бейтман цепко посмотрел на Стью и улыбнулся. — Позвольте обрисовать вам гипотетическую ситуацию, мистер Стьюарт Редмен из Восточного Техаса. Представим, сто мы имем Содружество А в Бостоне и Содружество В в Ютике. Им известно о существовании друг друга и об условиях в лагере проживания каждого их них. Общество А хорошо организовано, оно не терпит нужды, потому что парни из этого Общества умеют обращаться с механизмами и оборудованием предприятий, которые могут помочь им возродиться вновь. Наиболее знающие учат менее образованную часть сообщества. Так обстоит ситуация в Бостоне, Почти идиллическая картинка. Никаких течений. Никаких расовых проблем. Никакой преступности. Никаких денежных или бартерных проблем, потому что все или почти все принадлежит всем. Говоря языком социологии, естественный вариант коммунистического общества. Никакого диктата, потому что отсутствует почва для диктата. Теперь обратимся в Содружеству В в Ютике. Ни одно предприятие не работает. Все инженеры мертвы. Для того, чтобы непосвященным научиться работать с оборудованием, требуется много времени. Образно говоря, они мерзнут по ночам (а зима близко), они голодны, они несчастны. Приходит сильный человек. Они с радостью бросаются ему навстречу, потому что замерзли и хотят есть. Они надеются, что ОН решит все их проблемы. Позволяют ЕМУ принимать решения. И, конечно же, ОН принимает их. Он посылает кого-нибудь в Бостон за опытом. Не пришлют ли из Бостона специалистов, чтобы помочь бедной отсталой Ютике? Ведь скоро начнется суровая зима. Как, по-вашему, поступят члены Содружества А?

— Пошлют своих парней на помощь?

— О Боже, конечно, НЕТ! В перенесшим суперинфляцию мире технологическое «ноу-хау» будет цениться на вес золота. Потому-то Содружество А богато, а Содружество В бедно. И что же станет делать Содружество В?

— Думаю, что двинется на юг, — улыбаясь, ответил Стью. — Может быть, даже в Восточный Техас.

— Возможно. Возможно и другое: они попытаются уничтожить население Бостона с помощью оружия.

— Верно, — сказал Стью. — Они не могут запустить свои заводы, но в их распоряжении ядерный арсенал в Бинтауне.

Бейтман сказал:

— Если бы это был я, я бы не связывался с ядерным оружием. Я бы просто высадил в Бостоне вооруженный десант и перебил всех по одному. Как думаете, получилось бы?

— Кто его знает!

— Даже если бы не получилось, получилось бы в другой раз. Вокруг скопилось много оружия. Оно буквально валяется под ногами. И потом, если бы даже оба содружества были равны в интеллектуальном отношении, нашлись бы другие причины — религиозного, территориального или идеологического характера. Боюсь, что в любом случае столкновение неизбежно.

Воцарилась долгая тишина. Вдалеке, где-то в лесу возбужденно лаял Коджак. Жаркое полученное солнце начинало клониться на запад.