человеком в мире, но теперь ей приходилось действовать практично. Гарольд по-прежнему был ей неприятен, но все же он пытался проявить некоторый такт, поэтому не стоило забывать о нем.

Гарольд не появлялся в ее доме со дня смерти отца, но время от времени Франни замечала его в «кадиллаке» Роя Бреннигана, когда он проезжал по улицам города. Дважды ей довелось услышать звук его пишущей машинки. Странно, подумала она, почему Гарольд, разъезжающий в чужой машине, не заменил свою механическую машинку на какую-нибудь электрическую.

Все это в прошлом — мороженое и электрическая пишущая машинка. К горлу Франни подкатил комок ностальгии, странный на фоне происшедших в последние недели катаклизмов.

Где-то ДОЛЖНЫ БЫТЬ другие люди, что бы Гарольд ни говорил. Нужно найти их и примкнуть к ним. Во всем должно быть единство.

Франни покинула парк и медленно направилась по центральной улице к дому Лаудеров. Был теплый день, хотя воздух полнился океанской свежестью. Внезапно Фанни захотелось понежиться на пляже.

— Боже, что за ерунда, — вслух сказала она. Нет, она определенно сходит с ума. А может, дело в ее беременности. Хорошо еще, что пока ее не тянет на соленое или сладкое.

Фанни замерла на углу какого-то здания в квартале от дома Гарольда. Впервые за последние дни она задумалась о том, кто же поможет ей во время родов.

Из-за угла дома Лаудеров доносилось щелканье машинки, и Франни, подойдя поближе, увидела столь странную картину, что не смогла сдержать смех.

Гарольд, одетый только в летнюю голубую рубашку, из-под которой выглядывали несвежие на вид плавки, сидя на траве, что-то сосредоточенно печатал. Потом, прервав вдруг свое занятие, он вскочил на ноги и принялся бегать вокруг засаженной зеленой травкой лужайки. Перед Франни мелькали его тонкие белые ноги с грязными пятками и коленями. Подбежав к машине, он перескочил ее, словно препятствие в гонках «Формулы-1» и тут заметил Франни. В ту же минуту Франни окликнула его:

— Пароль!

И тут она увидела, что по лицу его текут слезы.

— Ох! — простонал Гароль. Появление Франни вырвало его из мира чувств и переживаний, в котором он только что находился. Девушка даже испугалась, что с ним случится сердечный приступ.

Затем он бросился в дом, спотыкаясь в густой траве, будто за ним гналось привидение.

Франни шагнула за ним:

— Гарольд! Что случилось?

Он ворвался в дом и с силой захлопнул за собой дверь.

Обескураженная, Франни смотрела ему вслед, затем решилась и, подойдя к двери, постучала. Ответа не последовало, но она услышала, как Гарольд плачет где-то внутри.

— Гарольд!

Никакого ответа. Только тихие всхлипы.

— Гарольд?

Она вошла в кухню. Гарольд сидел за столом, вцепившись руками в волосы. Его плечи вздрагивали от сдерживаемых рыданий.

— Гарольд, что случилось?

— Убирайся! — прерывающимся от слез голосом выкрикнул он. — Убирайся! Ведь ты ненавидишь меня!

— Да, ты не слишком нравишься мне. Тут ты прав, Гарольд. — Франни помолчала. — Но сейчас, при сложившейся обстоятельствах, я готова полюбить тебя, как не любила никого во всем мире.

Это вызвало новый всплеск слез.

— У тебя найдется что-нибудь попить?

— Только кола, — шмыгая носом, ответил Гарольд, и, все еще глядя в сторону, добавил:

— Она теплая.

— Конечно, теплая.

Франни наполнила два стакана и, протянув один юноше, села за стол.

— Так что же случилось, Гарольд?

Гарольд издал странный истерический смешок и отпил из стакана.

— Случилось? А что могла случиться?

— Я имею в виду, не случилось ли чего-нибудь особенного, — пояснила Франни, заставляя себя пить теплую жидкость.

Наконец он поднял на нее глаза, все еще полные слез, и просто сказал:

— Я хочу вернуть маму.

— Но, Гарольд…

— Когда это произошло… когда она умерла, я подумал, что все не так уж плохо. Я понимаю, как ужасно это звучит для тебя, — он отставил в сторону стакан. — Тогда я не понимал всего ужаса этой потери. Но я оказался на самом деле очень чувствительным. Боже, неужели я не могу никому рассказать о своих мучениях?!

— Гарольд, не нужно. Я знаю, что ты чувствуешь.

— Ты знаешь?.. — Он покачал головой. — Нет. Ты не можешь знать.

— Вспомни нашу последнюю встречу. Вспомни, ЧТО я копала в саду. Я тогда была почти сумасшедшей. Временами я даже не соображала, что делаю.

Гарольд вытер тыльной стороной ладони щеку.

— Я никогда не относился к ним как следует, — сказал он, — но думаю, что дело не в этом. Моя мать всегда любила только Эми. А отца я ненавидел.

Фран подумала, что это неудивительно. Брэд Лаудер совершенно не интересовался своей семьей.

— Однажды он затащил меня в сарай, — продолжал Гарольд, — и спросил, девственник ли я. Именно так он и выразился. Я испугался и заплакал, а он ударил меня по лицу и сказал, что если я такая размазня, то лучше мне убраться из города. А Эми… Ей до меня никогда не было дела. Она стеснялась меня перед своими друзьями, будто я прокаженный. Мама же всегда была занята. Она все время делала что-нибудь для Эми или помогала Эми. Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Я действительно похож на сумасшедшего, Фран?

Она обошла вокруг стола и коснулась его руки:

— В твоих чувствах нет ничего ненормального, Гарольд.

— Правда? — Он с надеждой посмотрел на девушку.

— Да.

— И ты станешь моим другом?

— Да.

— Слава Богу! — воскликнул Гарольд. — Слава Богу за это!

Он крепко сжал руку Франни, и она слегка поморщилась от боли; однако он тут же отпустил ее.

— Хочешь еще пить? — с энтузиазмом спросил он.

Она улыбнулась ему своей самой доброжелательной улыбкой:

— Возможно, позже.

Они перекусили в саду, запивая бутерброды охлажденной в холодильнике колой.

— Я думал о том, что буду делать, — говорил Гарольд. — Не хочешь еще бутерброд?

— Нет, спасибо, я сыта.

В одно мгновение ее бутерброд исчез во рту у Гарольда. Расстроенные нервы юноши никак не воздействовали на его аппетит, как заметила Франни, но тут же подумала, что мозгам Гарольда нужна хорошая пища.

— И что же? — спросила она.

— Я думал перебраться в Вермонт, — с набитым ртом сказал он. — Что скажешь?

— Почему в Вермонт?

— Там размещается эпидемиологический центр и правительство штата, в небольшом городке Стовингтоне. Можно податься и в Атланту, но это гораздо дальше. Я думаю, что если есть живые люди,