– Ты поборол шестерых голыми руками. Это впечатляет, Ангел.
– Опять язвишь?
– Да нет же. Жалею, что пропустил это зрелище.
– Подумаешь! Кучка горожан. Ни единого мускула на всю шайку.
– Я рад, что ты решил остаться с нами. Я без тебя скучал бы.
– В этом мы с тобой расходимся.
– Неправда. Скажи, давно ты в нее влюблен?
– Это еще что? – взорвался Ангел. – Ни в кого я не влюблен. Ядра Шемака, Сента, да посмотри же на меня! Я ей в отцы гожусь, а от моего вида молоко скиснуть может. Нет уж, пусть водится с теми, кто помоложе. Хотя бы и с тобой – да отсохнет мой язык за то, что я это сказал.
Сента не успел ответить – слева из-за скал появился всадник. Точнее, всадница – молодая надирка с черными как смоль волосами, в сафьяновом камзоле и бурых штанах. Белаш поскакал к ней и спрыгнул с седла. Она тоже спешилась и обняла его. Они поговорили о чем-то на своем языке, и Белаш подвел девушку к своим спутникам.
– Это Шиа, моя сестра. Ее послали вернуть меня домой.
– Рад познакомиться, – сказал Сента.
– Почему? Ты ведь меня не знаешь.
– Так уж у нас принято говорить.
– Ясно. А отвечать как полагается?
– Зависит от обстоятельств. А эту девушку зовут Мириэль.
Шиа оглядела горянку, подметив черную перевязь с ножами и саблю у пояса.
– Странный вы народ. Мужчины выполняют женскую работу, а женщины носят оружие, как мужчины. Не понимаю я этого.
– А вот это Ангел.
– Как же! Старый Попробуй-убей. Рада познакомиться.
Ангел усмехнулся и поехал дальше.
– Я что-то не так сказала?
– Просто у него сегодня плохой день, – ответил Сента.
Бодален приписывал свою дрожь холодному ветру, дующему с Лунных гор, но в душе знал, что это неправда. Страх здесь, в глубине надирских земель, в семи днях пути от Гульготира, одолевал его все сильнее. Одиннадцать всадников миновали три кочевых поселения и до сих пор не встретили никаких враждебных действий, но картины пыток и увечий не шли у Бодалена из ума. Он наслушался немало историй о надирах, и близость этих дикарей лишала его всякого мужества.
«Что я здесь делаю? – спрашивал он себя. – Еду через вражескую землю в сопровождении такого отребья, как Гракус и его люди. А все из-за тебя, отец. Ты только и знал, что поучать, подталкивать, заставлять! Я не похож на тебя и не желаю быть похожим, однако ты сделал меня таким, каков я есть».
Он вспомнил тот день, когда Гален впервые принес ему выжимку из листа лорассия, вспомнил вкус снадобья на языке – горький и вызывающий онемение. И восхитительный трепет, пробежавший затем по жилам. Все его страхи как рукой сняло, а мечты распустились пышным цветом. Бурная радость переполнила все его существо. Память об оргиях, которые последовали за этим, возбуждала его и теперь, когда его конь медленно одолевал трудный подъем. Страсть и смелые опыты с болью, причиняемой как по доброй воле, так и без, тонкий хлыст, молящие крики.
Потом Гален познакомил его с Цу Чао, и обещания посыпались градом. Когда Карнак, этот напыщенный самодовольный тиран, умрет, Дренаем будет править Бодален. Он наполнит свой дворец наложницами и рабами и сможет позволить себе все что захочет. Что проку от этих обещаний теперь?
Он вздрогнул и оглянулся на смуглого горбоносого Гракуса, ехавшего следом за ним. Позади молчаливой вереницей растянулись остальные.
– Мы почти на месте, господин, – без улыбки сказал Гракус.
Бодален молча кивнул. Он сам знал, что ему недостает отцовского мужества, но отцовский ум он унаследовал в полной мере. Цу Чао больше ни в грош его не ставит. Использует его как наемного убийцу.
Когда же все изменилось? Бодален облизнул губы. Ответить на это не составляет труда: со смертью проклятой девчонки.
Дочери Нездешнего.
Что за подлая выходка судьбы!
Конь поднялся на взгорье, и Бодален увидел внизу зеленую долину с блестящими ручьями. Она насчитывала две мили в ширину, около четырех в длину, и посреди нее стояла старинная крепость с четырьмя башнями и подъемной решеткой. Бодален заморгал и протер глаза. Башни перекосились, стены были неровные, точно сама земля вздыбилась под ними, однако крепость стояла и не рушилась.
– Кар-Барзак, – сказал, поравнявшись с ним, Гракус.
– Точно спьяну строили, – заметил Бодален.
– Все какая-то крыша над головой, – невозмутимо пожал плечами Гракус.
Одиннадцать всадников медленно спустились в долину. Бодален не мог оторвать глаз от цитадели. Все в ней – окна и амбразуры – либо сократилось в размере, либо вытянулось.
– Но ведь не была же она такой с самого начала? – спросил он у Гракуса.
Одна из башен накренилась вперед под немыслимым углом, хотя в камне не было ни единой трещины. Подъехав ближе, Бодален вспомнил, как мальчиком побывал в арсенале. Карнак показал ему огромную печь. В нее бросили стальной шлем, и ребенок смотрел, как сталь медленно плавится. Кар-Барзак напоминал ему этот шлем.
Гракус указал ему на одно из деревьев. Расщепленный ствол был скручен винтом. Острые, длинные пятиконечные листья имели кроваво-красный цвет. Бодален никогда еще не видел таких деревьев.
Ближе к крепости им попался полуобглоданный скелет овцы. Гракус подъехал к трупу, Бодален последовал за ним. Глаза у овцы отсутствовали, но голова с широко разинутым ртом уцелела.
– Кровь Миссаэля! – прошептал Бодален. Во рту у овцы торчали короткие острые клыки.
– Это заколдованное место, – сказал кто-то из воинов.
– Молчать! – рявкнул Гракус, опустившись на колени рядом с трупом. – Ее точно крысы глодали – следы от зубов мелкие. – Он встал и вернулся в седло.
Беспокойство Бодалена усилилось. Все в этой долине казалось каким-то неестественным. По спине у него струился пот, и на лбу Гракуса он тоже заметил испарину.
– Это от страха, или здесь в самом деле так жарко? – спросил Бодален.
– Да, тут жарко, – ответил Гракус, – но в горных долинах часто так бывает.
– Но не настолько же?
– Поехали в замок, – сказал Гракус.
Чья-то лошадь с визгом взвилась на дыбы, сбросив седока, и тут же из высокой травы хлынули похожие на крыс существа. Они точно серым ковром покрыли упавшего, и из множества ран брызнула кровь. Гракус с ругательством пустил коня вскачь, остальные устремились за ним.
Назад никто не оглядывался.
Десять всадников влетели через разрушенные ворота во двор. Здесь тоже все перекосилось, но в мраморе не было трещин. Бодален, спрыгнув с седла, взбежал по лестнице на стену. В долине все было спокойно, если не считать двух серых шевелящихся холмиков, бывших прежде лошадью и человеком.
– Здесь нельзя оставаться! – сказал Бодален поднявшемуся к нему Гракусу.
– Таков приказ хозяина.
– Что это за твари?
– Не знаю. Похожи на мелких кошек.
– Кошки так не охотятся, – настаивал Бодален.
– Крысы, кошки, какая разница? Хозяин велел нам затаиться здесь и убить Кеса-хана. Так мы и сделаем.
– Но что, если такие звери живут и в подземелье? Что тогда, Гракус?