Вскрикнув, подобно фурии, с пятнами крови на своей одежде, она подбежала к нему.

— Посмотрите на него, — крикнула она людям. — Он приехал посмотреть на эту бойню как на представление. — Обратившись к нему, добавила: — Убирайся отсюда и наложи на себя руки!

Хотя охранник короля пытался заткнуть ей рот, она продолжала кричать:

— Вы ввергли нас в эту войну вместе с немцами. И что же имеют наши дети от грязной войны?

Когда король, следуя примеру Папы, попытался разбрасывать деньги, некоторые люди рвали банкноты на кусочки с криками:

— Нам не нужны ваши грязные деньги, нам нужен мир!

Когда машина тронулась в обратный путь, король сидел бледный и дрожащий, не говоря ни слова. Ему, Виктору-Эммануилу III, нанесено оскорбление, подобно уличному торговцу. Его тысячелетняя династия оказалась в опасности благодаря Муссолини. И он прошептал:

— Такое не может больше продолжаться. Режим во что бы то ни стало должен быть сменен.

В 9 часов вечера 20 июля дуче отложил в сторону бумаги и выключил настольную лампу. Дворец был освещен скупо. Через двадцать четыре часа после его возвращения из Фелтре руины Сан-Лоренцо напоминали о растущем в народе недовольстве.

За прошедшие сутки произошло много неприятного. Обед с Гитлером в Фелтре не дал ничего, кроме разглагольствований. Фюрер все время говорил с полным ртом, уминая свой излюбленный рис с соусом бешамель. Дуче же съел совсем немного. Гитлер возвестил о новых репрессалиях: его воздушный флот сотрет через несколько недель Лондон с лица земли, к тому же наступит новый этап подводной войны. В запрошенных Муссолини 2000 самолетов ему было отказано: русский фронт оставался приоритетным.

Диктаторы не расставались до 6 часов вечера, но Муссолини не мог вспомнить ничего существенного. Налет авиации союзников на Рим сильно его обеспокоил. Прежде чем ответить на предложение Гитлера о военной реорганизации Южной Италии и передаче итальянской 7-й армии под контроль немцев, дуче необходимо было внимательно изучить стенографический отчет.

В этот же день дуче признался генералу Амброзио, что о выходе Италии из войны речь пока не идет. Вместо этого он пообещал написать письмо Гитлеру с просьбой освободить его от союзнических обязательств. Амброзио с горькой иронией прокомментировал это намерение словами:

— Письмо это непременно окажется в корзине для бумаг. Выход из «оси» следовало оговорить устно — в Фелтре.

Нерешительность и нежелание Муссолини осложнять свои отношения с фюрером означали для Амброзио и его заместителя генерала Джузеппе Кастеллано лишь одно: необходимость действовать самим.

Биограф Муссолини, выпустивший восьмитомник о жизни и деятельности дуче, тридцатичетырехлетний Ивое де Бегнак отметил в тот день: «Лицо вождя было небритым и имело землистый цвет. За шесть недель он потерял около двадцати килограммов в весе, и его форма висела на нем как мешок». Далее он записал: «Деятельность ваша продолжается десять лет. Вы были еще молодым парнем, когда впервые появились здесь», — произнес дуче. Когда же я ничего не ответил, он пробормотал как бы про себя: «Жизнь уже закончилась, но борьба продолжается».

Едва экспресс затормозил при въезде в столицу, в ноздри Дино Гранди ударил едкий раздражающий запах: Рим горел. В полдень 21 июля он понял, что его миссия в этом городе может оказаться самой важной в его жизни.

Утром этого дня Гранди был полон решимости. Прошло почти четыре года с момента его встречи с королем в сосновом бору — годы, в течение которых, не будучи в состоянии действовать, он наблюдал разрушение страны. Теперь, в июле 1943 года, Италия оказалась почти беззащитной перед сильным противником: только семь пехотных дивизий без бронированной техники могли оборонять полуостров. Лишь три из шести линейных кораблей да шестнадцать устаревших крейсеров и эсминцев могли вести боевые действия, к тому же они были разбросаны от Таранто до Специи. С ноября военно-воздушные силы потеряли 2190 самолетов, так что в воздушных боях над Сицилией смогли принять участие лишь семьдесят истребителей.

Людские ресурсы тоже стали проблематичными. Цвет почти десяти дивизий погиб в снегах России. Греческая кампания обошлась в сто тысяч человек. Сомали, Эритрея и Абиссиния были потеряны вместе с 250 000 солдат, попавшими в плен.

Хотя кабинет министров и освободил его в феврале 1943 года с поста министра юстиции, Гранди остался президентом палаты корпораций, в качестве которого имел возможность встречаться с королем дважды в неделю. Теперь, когда союзники высадились на Сицилии, время разговоров прошло. Надо было побудить короля к действию.

Будучи убежденным монархистом, Гранди тем не менее презирал короля. В должности майора Альпийского полка он в течение шести месяцев принимал участие в греческой кампании вместе с некоторыми фашистскими лидерами, среди которых выделялся хладнокровный, амбициозный Джузеппе Боттаи, бывший в свое время министром образования. Оба они пришли к выводу, что Италия должна выйти из войны, и как можно скорее. На встречах в офицерском клубе в Тиране в Албании ими был составлен проект предложений, которые Гранди представил королю еще в мае 1941 года.

В них рассматривались два варианта развития событий. Либо Муссолини должен согласиться с восстановлением роли палаты депутатов и большого совета с соблюдением всех конституционных прав, либо передать королю командование вооруженными силами и право «выдвижения инициатив и принятия решений как глава государства».

К разочарованию Гранди король, просивший его в 1939 году оставаться верным короне, сказал, слегка улыбнувшись:

— Дорогой Гранди, сейчас я пока не предъявлю это требование вашему шефу: время для этого еще не пришло, но оно обязательно придет.

Садясь в такси на Центральном вокзале, Гранди был в предельном напряжении. В его нагрудном кармане лежало письмо, которое он собирался вручить королю лично, с призывом возвратить Италии «свободу, единство и независимость».

Направляясь к дворцу Монтечиторио, месту нахождения палаты депутатов, Гранди вспоминал, что же произошло за последние дни. Неделю тому назад секретарь партии Карло Скорца пригласил тринадцать фашистских лидеров на региональное совещание, посвященное вопросу поднятия духа населения к отпору неприятелю. Гранди отказался ехать на это совещание. Вскоре неповиновение проявили и другие лидеры. Джузеппе Боттаи, в частности, заявил Скорце:

— Муссолини пообещал в свое время, что нога неприятеля никогда не ступит на итальянскую землю. А ведь память у народа хорошая…

А за три дня до поездки дуче в Фелтре инициативная группа, в составе которой были Боттаи, маршал Эмилио де Боно, Цезарь Мария де Веччи и кремонский забияка Роберто Фариначчи, отправилась во дворец Венеция, где встретилась с Муссолини и Скорцей. Как потом отмечал секретарь партии, большой совет собрался впервые за четыре года.

Двадцать восемь его членов, среди которых были восемь представителей кабинета министров, лидеры палаты депутатов и сената, президенты корпораций, в различное время лишенные Муссолини своего положения и статуса, с которыми дуче даже не согласовал вопрос вступления в войну.

При попытке некоторых из них высказать свое мнение Муссолини перед роспуском совета заявил:

— Вы хотите иметь большой совет. Он у вас будет! Но, поскольку у дуче много работы, совет будет собираться, когда у него будет время.

Едва Дино Гранди открыл дверь комнаты заседаний, ему в глаза бросился большой конверт, лежавший на полированном столе в холле.

В нем находились приглашения, подготовленные Карло Скорцей, членам совета на заседание, которое должно было состояться в пять часов вечера 24 июля. Таково было решение дуче, принятое им в связи со складывающейся обстановкой.

В голове Дино появилась мысль: «К чему идти сейчас к этому ублюдку королю? Он наверняка скажет, что время еще не наступило». А вслух произнес:

— Вот он — наш шанс, и реальный шанс!