фейерверки в цветах национального флага — красные, белые и зеленые.

Все присутствовавшие считали, что он находился в великолепной форме. Его пародии на Гитлера, Риббентропа и даже на Старасе вызывали взрывы смеха. Никто не мог отрицать, что Джалеаццо преуспевал. Его жилище, выстроенное для него отцом, в новом фешенебельном районе Рима — Париоли, а также имение в глубине страны — в Понте-а-Мориано — были тому свидетельством. К тому же он пользовался всеми благами, предоставляемыми ему режимом. Так кто же будет думать, что Муссолини станет относиться к его излишествам слишком серьезно?

Внезапно смех затих. Стоя в дальнем конце террасы, Чиано прислонился спиной к стене и неожиданно вскрикнул, затем распорядился:

— Пошли в помещение. Я не могу прикоснуться к стене без чувства озноба.

Лицо его побледнело. Среди гостей послышалось глухое бормотание.

Как бы в шутку он продолжил:

— Всякий раз, когда я подхожу к стене, у меня возникает ощущение, будто бы экзекуционный взвод берет меня на мушку.

На террасе послышался громогласный хохот, заглушая взрывы петард. Все посчитали сказанное Джалеаццо за лучшую шутку года.

В 8.30 вечера 29 сентября двойная стеклянная дверь салона на первом этаже резиденции фюрера на Кенигсплац резко открылась. В этот исторический день осени 1938 года делегаты Мюнхенской конференции собрались на ужин. Среди своих коллег-журналистов находился и Асверо Гравелли, представлявший римскую «Иль Маттино».

Более шести часов Гравелли вместе с другими наблюдал сквозь звуконепроницаемые двери пантомиму решения вопроса судьбы Европы. Им было видно, как переводчик германского министра иностранных дел Пауль Шмидт настойчиво требовал, чтобы его не прерывали, подобно школьному учителю, призывавшему свой класс к порядку. Им был виден и Гитлер, сидевший нога на ногу, скрестив руки и поглядывавший на ручные часы, как судья во время баскетбольного матча. Британский премьер-министр Невилл Чемберлен, забыв о своей «упрямости и выносливости», постоянно зевал. Французский премьер Эдуард Даладье также казался удрученным и часто выходил в соседнюю комнату, чтобы сделать затяжку своих любимых сигарет «Перно».

Только Бенито Муссолини, вошедший в зал заседаний держа руки в карманах, сидел скучая и мало прислушиваясь к спорам, как бы зная заранее о том решении, которое будет принято.

Когда Муссолини появился в дверях, Гравелли, давно состоявший в политическом совете фашистской партии, поспешил ему навстречу. Помогая ему надеть плащ, он нетерпеливо спросил:

— Чем все закончилось, дуче?

С оттенком великодушия человека, оказавшего услугу потомкам, Муссолини ответил:

— Не так уж и плохо. Уверен, что мне удалось спасти Европу.

Шофер дуче по прибытии на главный железнодорожный вокзал Мюнхена утром обратил внимание на то, что личная эсэсовская охрана фюрера была одета не в прежнюю черную форму, а в серо-зеленую. Знакомый унтер-офицер объяснил ему:

— Так это же военная форма одежды. Мы готовы к маршу, и никакая конференция нас не остановит!

Когда Муссолини с Чиано и другими сопровождавшими лицами выехал в шесть часов вечера 28 сентября с Центрального вокзала Рима в сторону пограничного Куфштайна, над городом висела тишина. Казалось, ничто уже не остановит вооруженное столкновение в Европе. В качестве предлога для занятия и ликвидации Чехословацкой Республики, созданной после Первой мировой войны по мирному договору, Адольф Гитлер инициировал восстание трех с четвертью миллионов су-детских немцев, оказавшихся там в меньшинстве, которое было прекращено только в результате объявления в стране чрезвычайного положения.

В результате присоединения Австрии немецкие войска могли теперь окружить Чехословакию с трех сторон. Гитлер заявил о намерении «стереть с карты мира Чехословакию». 14 сентября по настоянию Даладье, имевшего обязательство оказать Чехословакии военную помощь в случае нападения на нее, Чемберлен вылетел в Берхтесгаден, горную резиденцию Гитлера в Оберзальцбурге, чтобы попытаться найти мирное решение проблемы.

Уже тогда Чиано отмечал, что дуче предвидел развитие событий, заявив:

— Войны не будет, но престиж Англии будет подорван.

В тот самый вечер, когда Чемберлен сидел с Гитлером в Берхтесгадене, Муссолини передал в Милан по телефону издателю газеты «Иль Пополо» редакционную статью. Хотя Чехословакия его, фактически, не интересовала, Муссолини понимал, что война Италии не нужна, зная об истощении ее ресурсов после военных действий в Абиссинии и участия в гражданской войне в Испании. Он видел возможности, благодаря которым Гитлер мог получить то, что желал, и без войны.

В «Открытом письме лорду Ранчимену», советнику Чемберлена по судетскому вопросу, дуче показывал фюреру шаги для достижения «наиболее простой модификации карты Европы» — в частности, путем проведения плебисцита по вопросу разделения Чехословакии на зоны.

«Вы можете предложить проведение плебисцита, — писал Муссолини лорду, — и не только по Судетам, то есть по немецкому вопросу, но и по проблемам, затрагивающим интересы других наций, проживающих в Чехословакии. Разве она откажется от этого? Тем самым вы дадите им понять, что Англия примеряет семь раз, прежде чем отрезать, а значит, и вступить в войну для сохранения «сосисочного государства». Если мир будет знать, что Лондон не сделает резких движений, никто другой также не сделает этого. Игра, как говорится, не стоит свеч…»

Далее он поддержал ключевую позицию Германии.

«Если Гитлер аннексирует территорию с тремя с половиною миллионами чехов, то Европа по праву выступит и будет действовать против этого. Фюрер же обеспокоен судьбой трех с половиной миллионов немцев, и только их…»

Как показали события, Муссолини оказался прав. За показным противодействием Британии и Франции скрывалось их желание избежать войны любыми средствами. Уже в Берхтесгадене Чемберлен согласился в принципе на отделение от Чехословакии Судетской области. То, что произошло затем в Мюнхене, лишь подтвердило предсказание Муссолини.

Многие делегаты конференции никогда раньше не видели обоих диктаторов вместе, но все обратили внимание на то, что Гитлер, казалось, был целиком в руках Муссолини. Даже в моменты наиболее острых разногласий, вызванных выступлениями французского посла в Германии Андре-Франсуа Понсе, мнение Муссолини играло для Гитлера решающую роль. Он почти не отрывал своего взгляда от лица дуче, и, когда тот отрицательно или согласно кивал, фюрер поступал именно таким образом.

Хотя мало кто разбирался в деталях их отношений, Муссолини еще раз показал, кто из них был учителем, а кто учеником.

Статья дуче, опубликованная в «Иль Пополо» 15 сентября, привела Гитлера в неприятно растерянное состояние. Он намеревался осуществить марш своих войск на Прагу, но рассуждения дуче о пронацистском плебисците прозвучали для него диссонансом. Поэтому 27 сентября Гитлер был в нерешительности.

Франция проводила мобилизацию, и через шесть дней на границе Германии будут стоять шестьдесят пять дивизий против десятка немецких. 28 сентября британский флот будет также отмобилизован. Румыния и Югославия — как сообщали итальянские послы в Бухаресте и Белграде — предупредили Венгрию, что выступят против нее, если она вторгнется в Чехословакию.

То, что произошло дальше, было смесью фарса и трагедии. В 10.30 вечера того же дня Гитлер, понимая, что его обошли более искусным маневрированием, срочно позвонил Чемберлену в Лондон, предлагая встретиться для завершающего разговора. Когда британский премьер выразил согласие на встречу, ситуация складывалась так, что Муссолини мог потерять свой контроль над ней.

— Этот старый дурак Чемберлен может все испортить, — сказал он Чиано. — Да и Гитлер намерен совершить головотяпство. Они думают, что обойдутся без меня!

Хотя Муссолини и не собирался ни обмануть Гитлера, ни бороться за Чехословакию, он не хотел терять липа в глазах мировой общественности. К тому же он намеревался показать Гитлеру, что Третий рейх должен обязательно консультироваться о своих шагах с партнером по «оси».