числе в Эчмиадзине — резиденции католикоса, — произошли кровавые столк­новения. Через год указ отменили, поскольку он совершенно не дости­гал цели и напротив способствовал революционизированию Кавказа, но отношения правительства с доселе вполне лояльными армянами были напрочь испорчены. Витте, проведший на Кавказе молодые го­ды, решительно возражал против этой меры в Комитете министров и вообще настаивал на необходимости особых учреждений на Кавказе на том основании, что «племена Кавказа суть азиаты, у которых осо­бая психология и особые понятия о гражданственности».

Особенно решительно Плеве обрушивался на евреев. Мотивы этой специальной нелюбви министра к евреям в отечественной печа­ти обсуждать было не принято, но в разговорах с иностранцами Пле­ве давал вполне откровенные разъяснения. 10 августа 1903 г. он принял лидера сионистского движения Теодора Герцля, которому раз­вил свои взгляды на «еврейский вопрос». «Русское государство, — счи­тал Плеве, — должно стремиться к тому, чтобы его население было од­нородным». Понимая, однако, что невозможно «устранить всех раз­личий религий и языков», он тем не менее считал должным «требовать от всех народов нашей империи, следовательно, и от евреев, чтобы они относились к русскому государству с патриотическими чувствами. Мы хотим ассимилировать их и идем к этой цели по двум путям: по пути высшего образования и по пути экономического подъема. Тому, ... о ком мы вправе полагать, что благодаря своему образованию и благосостоянию он стал сторонником существующего строя, — тому мы даем гражданские права». Плеве посетовал, что эта ассимиляция «протекает, однако, весьма медленными темпами». Но «благодеяния высшего образования» готов был «предоставить лишь ограниченному числу евреев, так как иначе скоро не окажется работы для христиан».

Плеве убеждал Герцля: «Я не враг евреев. Я их знаю очень хоро­шо, я провел среди них мои юношеские годы в Варшаве, я в детстве постоянно играл с еврейскими детьми... Я хотел бы поэтому с боль­шой охотой сделать что-нибудь для евреев. Я не хочу отрицать... что положение русских евреев не является счастливым. Если б я был ев­реем, я, вероятно, был бы также врагом правительства». Образование собственного еврейского государства, энтузиастом которого был Герцль, куда могли бы переселиться несколько миллионов евреев, Плеве находил «чрезвычайно желательным» и даже уверял, что рос­сийское правительство готово воздействовать в соответствующем направлении на правительство Оттоманской империи, куда входила Палестина. Однако министр подчеркивал, что Россия не желает «по­ терять всех наших евреев. Интеллигентные и состоятельные элемен­ты, могущие ассимилироваться, мы охотно оставили бы у себя, от бед­ных же и мало культурных мы бы охотно избавились».

Руководствуясь этими общими соображениями, Плеве не только не находил нужным ослаблять стеснительные для евреев законы, но и не стремился снизить накал бытового антисемитизма в черте еврейс­кой оседлости. Когда в Кишиневе 6—7 апреля 1903 г. разразился страшный еврейский погром, в ходе которого по неполным официаль­ным данным было убито 45 человек, ранено около 400 и разрушено 1300 еврейских домов и лавок, полиция и войска бездействовали и вмешались только через 30 часов после начала «беспорядков». Более тою, от правительства не последовало никакого публичного заявле­ния с осуждением погрома, а большинство его участников были оп­равданы судом или, получив небольшие сроки, вскоре амнистирова­ны. Тем самым правительство в глазах простонародья поощряло пог­ромы. Они и не замедлили повториться осенью 1903 г. в Гомеле и Могилеве.

Поразительная «нераспорядительность» полиции и войск при пог­ромах бросалась в глаза современникам, которые были уверены, что Министерство внутренних дел пыталось «канализировать» недоволь­ство масс экономическим положением, обратив это недовольство на евреев. Некоторые высказывания Плеве позволяют заключить, что по­добный ход мыслей был ему не чужд. Например, в 1902 г. он говорил корреспонденту американского журнала «К.шз1ап Соггезропёепсе», что «в России нет революционного движения, есть только евреи, кото­рые и являются истинными врагами правительства».

Политические противники — либералы и социалисты — прямо об­виняли Плеве в организации погромов. В нашем распоряжении нет свидетельств, которые позволяли бы это безусловно утверждать. Зна­менитое письмо Плеве бессарабскому губернатору фон Раабену, в ко­тором он предупреждал губернатора о готовящемся погроме и насто­ятельно рекомендовал его «прекратить мерами увещания, вовсе не прибегая, однако, к оружию», было фальшивкой. Нет ничего удиви­тельного, однако, в том, что весь мир принял фальшивое письмо за подлинное, поскольку, по словам товарища министра В.И. Гурко, «сам Плеве, прочитав его в 'Освобождении'... подумал, что оно действительно было им подписано», и собирался устроить нагоняй служащим, которые осмелились «подсунуть» ему к подписи такое письмо.

В осторожности своих сотрудников Плеве не мог быть безусловно уверен. Антиеврейские настроения министра были широко известны, и это способствовало распространению подобных взглядов между чи­нами министерства. Дошло до того, правда уже после гибели самого Плеве, что прокламации, призывающие к погромам, печатались в секретной типографии Департамента полиции. Проделывал это в 1905 г. жандармский офицер Комиссаров, с ведома по крайней мере ближайшего своего начальства.

Более того, Плеве сыграл важную роль в укреплении антисемитс­кой идеологии и во всемирном масштабе. Именно он способствовал опубликованию самой знаменитой антиеврейской фальшивки, сыг­ равшей зловещую роль в XX веке и продолжающей морочить головы нашим современникам. С 28 августа по 7 сентября 1903 г. в несколь­ких номерах петербургской газеты «Знамя», издававшейся тем же Паволаки Крушеваном, которому принадлежала и кишиневская газе­та «Бессарабец», статьями которой был спровоцирован кишиневский погром, была напечатана «Программа завоевания мира евреями», по­лучившая позднее широкую известность под названием «Протоколы сионских мудрецов».

«Протоколы» представляют собой якобы стенограмму заседания всемирных лидеров евреев, планирующих завершающую часть опе­рации по захвату власти во всем мире. Инструментами этой борьбы были университеты, школы и пресса, распространяющие идеи либерализма и равенства, которыми со времен Французской революции евреи подрывали основы традиционных монархий в Европе. Российс­кая империя представлена в «протоколах» последним препятствием на пути установления всемирного еврейского правления.

Первоначально неизвестный владелец списка предложил его к публикации относительно благопристойной правой газете Суворина «Новое время», но там побоялись цензурных репрессий, российское законодательство формально запрещало «натравливать одну часть на­селения на другую», а отношения Суворина с властями были сложны­ми. Крушеваи обратился к министру внутренних дел В.К. Плеве, с ко­торым был хорошо знаком, — румынский боярин Крушеван и потомок прибалтийских немцев фон Плеве, как «истинно русские» люди, оба были деятельными членами первой в России националистической об­щественной организации — «Русского собрания», созданного в Петер­бурге в 1900 г. Плеве дал соответствующие распоряжения цензурно­му ведомству, и публикация состоялась.

Трудно вообразить себе, что Плеве, возглавлявший Департамент полиции с 1881 по 1894 г. и вернувшийся в ведомство в качестве ми­нистра в 1902 г., не знал, что «Протоколы» были сфабрикованы меж­ду 1897 и 1899 гг. во Франции. Сырьем для составителей «Протоколов» послужил памфлет французского публициста Мориса Жоли «Диалоги в аду между Макиавелли и Монтескье» (написанный в 1864 г.). Само­разоблачительные речи, вложенные Жоли в уста «Макиавелли», в ко­тором тогдашний читатель легко узнавал Наполеона III, сделались пос­тановлениями «мудрецов». Произведена была фальшивка по указанию главы заграничной агентуры Департамента полиции Петра Ивановича Рачковского, который вообще любил артистические подделки доку­ментов и часто пользовался этим приемом.

Во всяком случае тогдашним сотрудникам Департамента поли­ции было известно доподлинно, кем и когда сфабрикованы «Прото­колы». Об этом свидетельствует эпизод с монаршим ими увлечением. В 1905 г. подарочное издание «Протоколов» было поднесено Нико­лаю II. Книга произвела на него глубокое впечатление, о чем свиде­тельствовали высочайшие пометы на полях: «Какая глубина мысли!», «Какое точное выполнение своей программы!», «Наш 1905 год точно под дирижерство мудрецов», «Всюду видна направляющая и разруша­ющая рука еврейства» и т. д. Лидеры крайне правых обратились в Министерство внутренних дел за разрешением широко использовать

«Протоколы» для идеологической борьбы с «воинствующим еврей­ством». Тут министр внутренних дел П.А. Столыпин, отличавшийся от Плеве несколько большей моральной щепетильностью, велел произве­сти секретное расследование, которое не заняло много времени — изго­товители фальшивки хотя и оставили службу по полицейскому ведом­ству, обретались в добром здравии. Николай II был глубоко потрясен и на прожекте использования «протоколов» начертал резолюцию: «Про­токолы изъять, нельзя чистое дело