ярмаркам; средоточием «модной торговли» стал в Москве Кузнецкий Мост. Россияне стали покупать отечественные спички и класть в чай свекловичный сахар, переставший быть экзоти­ческим «колониальным товаром».

В начале 50-х гг. XIX в. в Санкт-Петербурге открывалось ежегод­но по три новых гостиницы, предназначенных для деловых людей и приличных «вояжиров». Для таких же солидных горожан в 1841 г. «высочайше разрешено» учредить новые заведения под названием «кафе-ресторант» с продажей «чая, кофе, шоколада, глинтвейна, конфектов и разного пирожного, бульона, бифштекса и других припасов, потребных для легких закусок». Посетители имели возможность по­читать российские и иностранные (естественно, дозволенные прави­тельством) газеты, а также сыграть в биллиард, кегли, домино и шах­ маты. Открылись фешенебельные «ресторации», которые считались уровнем выше прочих заведений: они предлагали посетителям иност­ранную кухню и вина; входить туда могли только лица «в пристойной одежде и наружной благовидности» — правда, за исключением жен­щин, вход которым в такие заведения был запрещен.

Появились городские общественные банки (в Вологде, Осташко­ве, Иркутске), биржи (в Одессе, Варшаве, Москве) для оптовой про­дажи промышленных и сельскохозяйственных товаров. В 1827 г. воз­ никло первое «Российское страховое от огня общество». В 1836 г. поя­вился первый закон об акционерных обществах. В 1842 г. открылись первые сберегательные кассы. В круг новых интересов втягивается и дворянство. Так, управляющий знаменитым III отделением «собствен­ной его императорского величества канцелярии» Л. В. Дубельт однов­ременно состоял пайщиком сибирской золотопромышл енной компании, а его шеф А.Х. Бенкендорф — членом правления страхового общест­ва в Петербурге, которые, надо полагать, были весьма заинтересова­ны в таких акционерах.

С началом промышленного переворота и хозяйственного подъема появились новые общественные группы, которым не находилось места в старом сословном делении, — буржуазия, научная и техническая ин­теллигенция, частнопрактикующие врачи, юристы, служащие, мелкие предприниматели и торговцы. Правительство должно было учитывать эту реальность. С 1818г. крестьяне могли свободно заводить фабрики в деревнях, где часто и возникали новые производства вблизи сырья и дешевых рабочих рук; в 1827 г. неслужащим дворянам разрешили «за­писываться» в купеческие гильдии — а ведь полувеком ранее Екатери­на II искренне считала таких дворян сумасшедшими. Появились пер­вые законы о рабочих и о проститутках, существование которых пришлось официально узаконить. Манифест 1832 г. устанавливал но­ вое городское сословие свободных от подушной подати и телесных на­казаний «почетных граждан», куда включались предприниматели из купечества, служащие, дипломированные специалисты, ученые, ху­ дожники. Заодно в 1845—1847 гг. от порки были освобождены мещане, окончившие гимназии и высшие учебные заведения лица неприви­легированных сословий и... русские писатели.

Попытки включить нарождавшиеся новые общественные слои в жесткую сословную структуру были относительно удачными, т. к. они еще не представляли общественной силы — на 72 млн населения в ни­ колаевской России приходилось всего 22 тыс. почетных граждан. Круг интересов российского «третьего сословия» был еще весьма огра­ниченным.

«1840 год. Господи благословил меня, перешедшего из 40-ка летнего мещанского сословия ныне на наступающей 1841 год в чухломские 3-й гильдии купцы...

1841 год. Февраля 4-го дня во вторник на масляной продано из лавки товару 1068руб. 29 коп., более всех прочих годов. Потому, что у нас ныне крупный сухой судак был почти у од­них, коего куплено к масляной 150 пудов, стерлядей осталось на великий пост не более 12 пуд. 14 фунт., судаков сухих не более 50 пудов с мелкими, коих было и означенных 150-ти пу­дов еще мелких 60 пудов. Итого вышло перед масляной и на масляной рыбы, судаков сухих, 160 пуд, стерлядей 80 пуд, севрюги коренной 76 пуд, малосольной, 24 пуд. 38 фунт. Су­даков свежих, 15 пудов. А без меня 15 числа января в четерток был выбран я городским обществом в городские головы, которое почтило выборомЛ («Памятная книга города Чухломы мещанина Ивана Васильевича Июдина, с 1841 года купца, содержащая на 50 листе рождения детей и раз­ные для его и семейства его прошедшие сличай и досто­памятные дела и мысли, к склонности его ума относя­щиеся* //Губернский дом. Кострома, 2001. № 3. С. 36). «25 Октября. Был на вечеринке у Пелагеи Семеновны по зову, где было много хорошеньких нимфочек, с коими танцевали, веселились и шутили; и я очень был весел, потому что преж­де были в желтом доме, где полдюжины осушили залихватс­кого пива. На вечеринке ж были недолго, потому, что время нас призывало в желтый дом, где у нас удовольствия рекою протекали; но, однако, мы все осушили, т. е. две бутылки цымлянского и 5 бут. меду. Но я остался чист, т. е. не про­играл ни копейки. На вечеринке ж кто то еще при нас выбил стекла и чуть-чуть не ушиб милых существ» (Дневник опочецкого обывателя Ивана Игнатьевича Лапина, веден­ный с 1817по 1836гг. //Труды Псковского археологи­ческого общества. Псков. 1915. Вып. 11. С. 69).

Российский обыватель в меру наживался и веселился, почитывая романы Загоскина и Фаддея Булгарина. Но в сфере технического прогресса Россия стала утрачивать завоеванные в XVIII в. позиции. По производству железа в результате промышленной революции Анг­лия в начале XIX в. (250 тыс. тонн) оставила Россию далеко позади (160 тыс. тонн) и вытеснила ее с мировых рынков. К 1860 г., несмот­ря на все успехи, общий объем промышленной продукции России сос­тавлял 1,7% мирового производства и уступал той же Англии в 18 раз. Войну 1812—1815 гг. Россия и Франция вели одинаковым оружием, однако, уже к середине века Англия и Франция обладали качественно новым паровым флотом и нарезными винтовками; в России же при ко­лоссальных расходах на армию (в мирное время — 40—50% бюджета) на создание новых видов оружия тратилось только 3% от этой суммы.

В военно-технической сфере количественный и качественный рост производства тормозился системой казенных заказов и дотаций отсталым уральским заводам. Развитию других отраслей при очевид­ном преимуществе вольнонаемного труда (его производительность была в 2—3 раза выше подневольного) препятствовал весь крепостни­ческий уклад империи. «Новые русские», т. е. в ту пору крепостные предприниматели (Морозовы, Прохоровы) вынуждены были скры­вать свои капиталы, заключать сделки через подставных лиц, «отку­паться» от рекрутской повинности, при этом находясь в полной зави­симости от барина. Система паспортов и отпускных «билетов» меша­ла формированию рынка рабочей силы, да и барин в любое время мог вернуть своих отходников; так что пришлось издавать специальный закон 1835 г., запрещавший помещикам отзывать их крепостных до истечения срока договора с владельцами фабрик. В то время случа­лись анекдотические ситуации, когда крепостной «фабрикант» на свое предприятие, юридически принадлежавшее барину, нанимал крепостных односельчан (зарплату они отдавали помещику в качест­ве оброка), а своего барина «устраивал на работу» в качестве надсмо­трщика за собственными крепостными, сам при этом оставаясь его собственностью. На казенном языке учебников это в советское время называлось «несоответствием производительных сил производствен­ным отношениям».

«Крестьянский вопрос»

Российский барин находился, как правило, на службе, но помимо жа­лованья получал доход от имения в виде оброка (более характерного для Нечерноземья), барщины (на плодородных землях) или их соче­тания. В большинстве случаев хозяйством повседневно он не занимал­ся — на то были управители и старосты — но и расходов не нес, ведь труд крепостных был даровым. Увеличивались посевные площади за счет освоения районов Южной Украины и Северного Кавказа. Появи­лись новые культуры: картофель, подсолнечник, сахарная свекла. С 20 до 70 млн пудов вырос экспорт хлеба; увеличился его оборот на внутреннем рынке — ввоз сельскохозяйственной продукции в Москву возрос в первой половине века в 5 раз. В нечерноземных губерниях на­чался массовый отход на промыслы и заработки: в «отходниках» к се­редине XIX в. числилось 1300 тыс. крестьян.

Как известно, 18-летний Евгений Онегин «был глубокий эконом» и хорошо знал, что основу национального богатства составляет не «зо­лото», а «простой продукт» сельского хозяйства. Но «Отец понять его не смог / И земли отдавал в залог». Роман Пушкина не случайно наз­ван «энциклопедией русской жизни». Быт светского человека в столи­це (ресторан, театр, бал, роскошный кабинет, «в последнем вкусе ту­алет», модная стрижка, заботы иностранцев-гувернеров, содержание дома, слуг, лошадей для выезда) неизбежно требовал постоянных и значительных расходов. Для этого «простой продукт» из вотчины надо было реализовать на рынке. Но трудно представить Онегина интересущимся ценами на рожь на бирже или Пьера Безухова, в компании с Анатолем Курагиным торгующим свеклой или водкой. Только нем­ногие хозяева пытались заниматься агрономией и покупали первые сельскохозяйственные машины. Но интенсификация крепостного хо­зяйства наталкивалась на незаинтересованность крепостных в более

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату