1987 — Человеческий фактор

27 января 1987 года генеральный секретарь Центрального комитета КПСС Михаил Сергеевич Горбачев в докладе на пленуме ЦК признал провал провозглашенного за два года перед тем партийного курса: «...дело перестройки оказалось более трудным, причины накопивших­ся в обществе проблем — более глубокими, чем это представлялось нам раньше».

Уже само по себе подобное публичное признание с высочайшей трибуны было делом невиданным, но выводы были и вовсе революци­онными. Генсек во всеуслышание объявил, что причина неудач коре­нится не в отдельных частных недостатках, а в самом существе совет­ской системы: «...образовался своего рода механизм торможения со­циально-экономического развития... Корни этого торможения — в серьезных недостатках функционирования институтов социалистиче­ской демократии, в устаревших, а подчас и не отвечающих реальнос­тям политических и теоретических установках, в консервативном ме­ханизме управления».

Осторожный Михаил Сергеевич сделал все, чтобы не испугать престарелых соратников и преподнести им революционную новацию в оболочке традиционных советско-бюрократических штампов. До­клад носил рутинное название «О перестройке и кадровой политике партии», а в тексте неоднократно подчеркивалось, что «речь, разуме­ется, не идет о какой-то ломке нашей политической системы», а всего лишь о том, чтобы «с максимальной эффективностью использовать все ее возможности».

Впрочем, первоначальные замыслы Михаила Сергеевича едва ли простирались далее обновления партийно-хозяйственной номенкла­туры под знаменем возвращения к «ленинским нормам». «В условиях перестройки, — докладывал пленуму Горбачев, — когда с такой остро­той встала задача активизации человеческого фактора, мы должны еще раз вернуться к ленинской постановке вопроса о максимуме де­ мократизма социалистического строя, при котором человек чувствует себя хозяином и творцом».

Но, решившись «активизировать человеческий фактор», Горбачев запустил процессы, которые уже не в состоянии был ни направлять, ни остановить.

Ускорение «назад к Ленину»

Решимость Горбачева имела простое объяснение: Советский Союз сто­ял на пороге глубокого кризиса. Социалистическая экономика исчер­пала свои возможности уже к середине 70-х, когда была остановлена «косыпшская» реформа, вводившая в хозяйственную жизнь зачатки рыночных отношений. Нужда, однако, заставила бы проводить ре­формы, как пришлось их начать в 1978 году Коммунистической пар­тии Китая. Но советской власти крупно пофартило. Мировой топлив­ный кризис 1973 года привел к резкому повышению цен на нефть, и освоение примерно в то же время крупнейших месторождений в За­падной Сибири позволило отложить реформы в долгий ящик. За счет обильно притекающих в страну «нефтедолларов» подкармливались не только африканские и азиатские диктаторы, «ступившие на путь стро­ительства социализма», но и поддерживался скромный достаток основ­ной массы неизбалованных советских граждан.

Падение нефтяных цен на мировых рынках в 1985 году оконча­тельно подкосило систему. Накопленных ресурсов хватило бы для продолжения прежней жизни максимум на пять лет. Далее неизбеж­ный крах экономики «развитого социализма» привел бы к социально­му взрыву колоссальной силы.

Для обновления системы требовались люди нового склада. 11 мар­та 1985 года генеральным секретарем был избран Михаил Горбачев. В отличие от ветхих старцев, которых страна привыкла видеть у корми­ла государства в предшествующее десятилетие, новый генсек был сравнительно молод (всего 54 года) и бодр, имел два высших образо­вания, охотно «встречался с людьми» и говорил «без бумажки».

Никакого ясного плана реформ Горбачев в ту пору не имел. Со­циализм представлялся ему вполне жизнеспособным строем, в со­ветскую систему надлежало внести лишь некоторые частные исправ­ ления.

23 апреля 1985 года новый Пленум ЦК КПСС объявил курс на «ускорение научно-технического прогресса». Решить задачу предлагалось испытанными административными приемами. Изобретатель концепции «ускорения» академик А. Г. Аганбегян предлагал повысить эффективность социалистической экономики за счет опережающего развития машиностроения. Корнем зла объявили упадок «производст­ венной и исполнительской дисциплины» по причине пьянства. 11 мая 1985 года было опубликовано постановление ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма». Продажа спиртного отныне должна была производиться только в ограниченном числе специали­зированных «торговых точек» и только с двух часов пополудни до се­ми вечера. Производство «ликеро-водочной продукции» предполага­лось сократить вдвое в ближайшие четыре года.

Административными методами пытались на первых порах под­нять и качество производства. В мае 1986 года была создана «госпри­емка» — служба государственных контролеров, независимая от адми­нистрации предприятий.

Отдал дань Горбачев и реорганизациям бюрократического аппа­рата в хрущевском стиле. 22 ноября 1985 года в единое суперведом­ство Государственный комитет по агропромышленному комплексу (Госагропром, в народе тут же прозванный «Мииарбузом») были сли­ты министерства сельского хозяйства, сельского строительства, пло­доовощного хозяйства, пищевой промышленности, мясной и молоч­ной промышленности и госкомитет по производственно-техническо­му обеспечению сельского хозяйства.

Власти метались от ужесточения борьбы с хозяйственной самодея­тельностью граждан к ее поощрению. 15 мая 1986 года вышло поста­новление ЦК КПСС о борьбе с нетрудовыми доходами, призывавшее к искоренению чуждой социализму частнособственнической идеологии. Но не успели граждане включиться в новую борьбу со стяжателями, как 14 августа было разрешено создание кооперативов по сбору и пе­реработке вторичного сырья, а 19 ноября 1986 появился «Закон об ин­дивидуальной трудовой деятельности». Два новых закона открывали путь, хотя и тернистый, легальному частному предпринимательству.

Все эти экономические новации только способствовали ускоренно­му краху советской хозяйственной системы. Прямолинейный Егор Ли­гачев, назначенный в Политбюро ЦК курировать антиалкогольную кампанию, вел дело прямиком к сухому закону. Производство «ликеро-водочных изделий» сократили на 40% в первые же полтора года, в мес­тах традиционного виноделия вырубались сортовые виноградники. В ожидании открытия винных магазинов у дверей выстраивались кило­метровые очереди, а после «штурма» оттуда нередко выносили задав­ленных насмерть. По официальной статистике, потребление алкоголя сократилось с 8,4 литра в 1984-м до 3,3 — в 1987-м. Но страна вовсе не стала меньше пить. В ход пошли алкогольные суррогаты от дешевых одеколонов до мебельной морилки. В магазинах появились объявления о продаже одеколона с 14 часов и не более двух пузырьков «в одни ру­ки». Производство самогона приняло небывалые прежде масштабы.

Гигантский Госагропром (5000 чиновников коего должны были вести отчетность по 150 000 показателей) оказался недееспособен, и фактическое распоряжение сельским хозяйством перешло в руки районных и областных агропромышленных объединений, в результа­те чего распределение дефицитных ресурсов оказалось в руках мест­ных партийно-хозяйственных кланов. В 1989 году Госагропром без лишнего шума распустили, восстановив сельскохозяйственные ведом­ства, но контроль центра за этой важной сферой был утрачен.

Госприемка, в которую отвлекались с производства лучшие спе­циалисты, браковала до половины промышленной продукции. Дирек­тора и трудящиеся возмутились — «план горел», а вместе с ним и пре­мии. Вскоре госприемка приказала долго жить.

Катастрофой обернулось массированное вливание капиталов в машиностроение — отрасль, не дающую скорой отдачи на потреби­тельском рынке. Советское машиностроение на мировой уровень не поднялось, а казна была истощена, государство вынуждено было рез­ко сократить закупки продовольствия и предметов потребления за ру­бежом. Начался настоящий «товарный голод».

Гораздо большее значение, нежели эти экономические акции, имела «кадровая политика» Горбачева, преследовавшая две основные цели. Во-первых, устранялись откровенные коррупционеры — «пере­ рожденцы», вроде ленинградского партийного начальника Романова, жившего буквально по-царски (для свадьбы его дочери позаимствова­ли музейные императорские сервизы) и московского — Гришина, пре­ вратившего столицу в свою криминально-феодальную вотчину. Во-вторых, с верхних ступеней номенклатуры постепенно устранялись все, не сочувствовавшие реформаторскому курсу Горбачева. За пер­вые два года